Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

если хотите – вот и медицинские книги. Я скоро вернусь.

И он быстро ушел.

Оставшись одна, я с любопытством осмотрелась. Дверца зеркального шкафа была приотворена. Я заглянула туда: толстые книги в красивых переплетах стоят там… Ни вещей, ни платья – ничего! как странно… Туалетный стол – пустой. Чем больше вглядывалась я в обстановку комнаты, тем более она производила впечатление чего-то двойственного – точно она служила каким-то временным пребыванием. Письменный стол был буквально завален книгами на французском и немецком языках с массою рисунков… среди них валялась пачка запыленных визитных карточек. Я взяла и прочла: В. Lencelet. Interne en médecine des hôpitaux. 5, rue Brézin118.

Так вот оно что! Значит, он живет не здесь, а где-то в городе.

Ящик письменного стола был не вполне задвинут: в нем лежала масса всяких бумажек, писем…

Я плотно задвинула ящик и рассеянно перелистывала толстый медицинский том. Из книги выпала закладка – узенький клочок бумаги, вырванный из тетради – как мне сначала показалось.

Я подняла его, чтобы вложить обратно на место, и вдруг нечаянно прочла: «pas trouvée chez-moi»…119

Письмо от женщины, – а-а!

И только тут заметила я, что клочок бумаги был элегантной голубой узенькой карточкой с золотым обрезом, такой узкой и длинной формы, какой я еще не видала.

Так вот как…

Я вертела в руке бумажку. Взглянула еще раз… какой неразборчивый почерк! только и видно, что «pas trouvée chez-moi», должно быть, извинение, что не застал ее дома. Вверху стояло число: 2 Fеvrier 1900…

Мне стало стыдно, что я нечаянно прочла хоть одну фразу из чужого письма. Но черт бы побрал эти модные бумажки, похожие скорее на клочки, чем на письма. Знай я, что это письмо – никогда бы в руки не взяла. Хорош тоже и он – употребляет женские письма на закладки своих книг…

Я села у стола и взяла Frau Sorge.

Как хорошо в этой уютной, светлой комнате! Уже одно то, что я в ней была, действовало на меня успокоительно. Я читала Frau Sorge уже давно и знаю, что в конце есть прелестная сказка. Но не успела начать ее, как вернулся Lencelet.

– Avez-vous beaucoup lu? Je vous fais mes excuses, – on a commencé tard aujourd’hui120.

Я подумала, что он мог бы и поторопиться, но часы обеда и завтрака священны для каждого француза, и сократить их нельзя. И из вежливости, вслух, отвечала:

– Ce n’est rien, monsieur… Je m’en irai bientôt…121

– Oh, non, je suis libre maintenant, vous pouvez rester ici jusqu’а dix heures… – Je vous ai promis un livre, – je vais vous le donner tout-à-1’heure122.

Он вернулся через несколько минут с толстым томом.

– Я был в большом затруднении, у нас в библиотеке нет таких книг – и притом я не знаю, в чем дело.

– Да я и сама не знаю; воспитатель брата наотрез отказался сказать, чем был болен брат…

– Удивляюсь. Отчего он не мог сказать? вот предрассудки-то! – говорил он и сел напротив, перелистывая книгу.

– Видите ли, я не знаю, вряд ли эта книга будет вам полезна. Вы ничего не поймете.

– О нет, нет – пойму! ведь понимают же медички – живо возразила я.

– Как хотите. Вот тут говорится о болезнях мужских половых органов, о влиянии этих заболеваний на нервную систему…

Он говорил, а я смотрела на него. Свет лампы ярко освещал его голову Тонкие, правильные черты лица. Темные, изящные брови казались почти черными, и голубые глаза с длинными пушистыми ресницами смотрели серьезно и внимательно сквозь стекла пенсне. Черная бархатная шапочка интерна очень шла к нему. Это была красивая, изящная голова, какой я еще никогда не видала…

Я слушала и смотрела и переживала чудные минуты…

Человек, который сделал мне столько добра, – так хорош, так симпатичен… в эту минуту он мне казался совершенством, в котором так гармонично сливались красота души с красотой внешней; и это сознание доставляло такое глубокое, такое невыразимое наслаждение, что все существо мое, казалось, жило какою-то новою жизнью…

Да, немец был прав…

– Но вряд ли это даст вам что-нибудь. К тому же, если бы вы даже и узнали кое-что из этой книги – все равно вы теперь от него далеко, все равно не можете ничего сделать. Сосредоточьте лучше свое внимание на том, что сейчас непосредственно важно для вас самих. Помните, что у вас впереди есть цель, которую вы должны достигнуть… Занимайтесь, готовьтесь к экзамену…

– Но я так устала… мне кажется, что я совершенно ни к чему не способна – памяти нет.

– Это вам только так кажется. Вы просто на время потеряли волю, а память восстановится опять, за это нечего бояться. Поддерживать в самой себе упадок духа, уныние – совершенно бесполезно, это убивает вас. Вы должны овладеть собой; помните, что вы человек интеллигентный, что ваша работа может быть полезной для женщин…

Говори он так целую вечность – я все слушала бы… Слова его поддерживали, оживляли меня…

И я вспомнила его совет выйти замуж, и как в Москве представился случай, – и мне захотелось рассказать ему об этом.

– С вашей стороны вполне естественно было уехать, если молодой человек вам не нравился. Выходить замуж нужно не иначе, как по взаимной любви или симпатии!!

– По любви! но я знаю, что такое любовь! Читали вы Шопенгауэра в «Мире как воля и представление», главу «Метафизика половой любви»?

– Да.

– Ну так вот там верное представление любви… Вот что это такое, как я смотрю на нее – это мираж, обман и больше ничего, – сказала я с отчаянием, чувствуя, как вновь зашевелились в душе ужасные воспоминания…

– Mais si…123 – примирительно возразил он.

Мне захотелось узнать, как он смотрит на брак.

– И потом – замужество! С человеком, который вдоволь пользовался молодостью; с таким еще рискуешь быть обманутой… А я этого не допускаю в браке…

– Я также.

– Выйдя замуж – по вашим законам – женщина окончательно теряет право над своей личностью. Ее имущество принадлежит мужу. Это возмутительно, это несправедливо!

– А я нахожу, что вполне справедливо. Деньги заработаны не женщиной, – ее приданое дает ей отец, – значит, естественно, что она и не может ими распоряжаться, а муж.

Мне стало больно… Зачем он так говорит? Я не выдержала, и с упреком возразила:

– И не стыдно вам так рассуждать? Да разве можно насильно учреждать опеку над взрослым человеком? Вам важен не факт происхождения состояния, а в данном случае способность распоряжаться им. Неужели женщина, раз она замужем, должна быть на положении ребенка? У нас в России на этот счет гораздо справедливее: