Перстень Лёвеншёльдов - Сельма Лагерлеф

— Вы хорошо осведомлены, милостивая государыня, — сказал Шагерстрем. — Вы, верно, принадлежите к близким знакомым фрекен Шарлотты?

— Я имею честь быть близким другом Карла-Артура Экенстедта, господин Шагерстрем.

— А, вот как! — отозвался Шагерстрем.

— Но вернемся к Шарлотте. Простите, что я говорю вам это, но вы не кажетесь счастливым, господин Шагерстрем. Я слышала, как вы вздыхаете и стонете. Быть может, вы, господин заводчик, раскаиваетесь в том, что дали согласие на брак с этой… ну, как бы сказать… безрассудной молодой девушкой? Надеюсь, подобное выражение не коробит господина Шагерстрема? Слово «безрассудная» ведь может означать все что угодно. Да, я знаю, Шагерстремы не берут назад данного слова, но пастор и пасторша — люди справедливые. Они должны бы вспомнить, что им самим пришлось вытерпеть от Шарлотты.

— Пастор и пасторша весьма привязаны к своей питомице.

— Скажите лучше, что они поразительно терпеливы, господин Шагерстрем! Этак будет вернее! Вообразите, господин Шагерстрем, у пасторши была когда-то превосходная экономка, но Шарлотте она пришлась не по нраву. Она щелкнула ее по носу в самый разгар предрождественских хлопот, и бедняжка, не стерпев обиды, отказалась от места. И вот несчастной тетушке Гине, больной и старой, пришлось самой заняться приготовлениями к рождеству.

Шагерстрем недавно слышал эту же историю, только рассказанную на иной лад, но не счел нужным возражать.

— И вообразите, господин Шагерстрем, пастор, который до такой степени любит своих лошадей, что…

— Я знаю, она устроила скачки на них, — прервал Шагерстрем.

— И вам это не кажется ужасным?

— Мне говорили, что животные застоялись в конюшне и чуть не погибли.

— А вы слышали, как она обошлась со своей свекровью?

— Это когда она перевернула сахарницу? — спросил Шагерстрем.

— Да, когда она перевернула сахарницу. Я полагаю, что особа, которая станет хозяйкой Озерной Дачи, должна уметь вести себя за столом.

— Совершенно верно, сударыня.

— Вы ведь не хотели бы, чтобы ваша жена отказывалась принимать ваших гостей?

— Разумеется, нет.

— Но тогда вы очень рискуете, женясь на Шарлотте. Подумайте только, что она натворила в Хольме у камергера Дункера! Она должна была сидеть рядом с капитаном Хаммарбергом на званом обеде, но заявила, что не желает этого. Она сказала, что скорее предпочтет вообще уехать домой. Вы, должно быть, слышали, господин Шагерстрем, что репутация у капитана Хаммарберга не из лучших, но у него есть свои хорошие стороны. Я сама говорила с капитаном по душам и знаю, как несчастлив он оттого, что не может встретить женщину, которая поняла бы его и поверила бы в него. Как бы там ни было, но ведь не Шарлотте его судить, и раз его принимает сам камергер, то ей вовсе не подобает выражать недовольство.

— Что до меня, — сказал Шагерстрем, — то я не намерен приглашать к себе в дом капитана Хаммарберга.

— Возможно, возможно, — произнес голос. — Тогда дело иное. Я вижу, что господин Шагерстрем привязан к Шарлотте гораздо больше, нежели я предполагала. Это весьма благородно, это истинно по-рыцарски. Вы, господин заводчик, верно, берете под свою защиту всякого, кого преследует худая слава. Но в душе-то, я полагаю, вы вполне согласны со мной. Вы, господин Шагерстрем, знаете, что брак между лицом, занимающим столь высокое положение, и столь безрассудной особой, как Шарлотта, совершенно немыслим.

— Так вы полагаете, сударыня, что я с помощью пастора и пасторши могу… Но нет, это невозможно!

— Невозможно другое! — возразил масленый голос самым вкрадчивым тоном. — Невозможно жениться на опозоренной женщине.

— Опозоренной?

— Простите, но вы, верно, ничего не знаете, господин заводчик. Вы так добросердечны! Карл-Артур Экенстедт рассказал мне, как вы поручились за Шарлотту. И хотя вы убедились, что обвинения справедливы, вы все-таки взяли ее под свою защиту. Но не все такие, как вы. Полковница Экенстедт вчера и сегодня гостила в пасторской усадьбе. Она отказалась видеть Шарлотту. Она не пожелала даже спать с ней под одной крышей.

— В самом деле? — спросил Шагерстрем.

— Да, — ответил голос. — Это истинная правда. И знайте, господин Шагерстрем, что некоторые мужчины были настолько возмущены поведением Шарлотты, что решили устроить кошачий концерт около ее дома, как это обычно делают упсальские студенты, когда они недовольны каким-нибудь профессором.

— Ну и что дальше?

— Молодые люди собрались у пасторской усадьбы и подняли шум, но им помешали. Это сделал Карл-Артур. В ту ночь у него во флигеле спала его мать. Она не потерпела бы подобного скандала.

— А иначе молодой Экенстедт, разумеется, не вмешался бы?

— Об этом я судить не смею. Но в интересах справедливости, господин Шагерстрем, я надеюсь, что молодые люди вернутся следующей ночью. И я надеюсь, что слепец Калле долго еще будет ходить по округе и распевать сложенную про нее песню. Ее сочинил капитан Хаммарберг, и она довольно занятна. Ее поют на мелодию песенки «По небу месяц плывет». Услышав эту песню, господин Шагерстрем, вы поймете, что вам невозможно жениться на Шарлотте Левеншельд.

Внезапно рассказчица умолкла. Шагерстрем забарабанил в стенку дилижанса, желая, как видно, дать кучеру знак остановиться.

— В чем дело, господин заводчик? Вы собираетесь выйти?

— Да, милостивая государыня, — ответил Шагерстрем. Он был так же разъярен, как и несколько часов назад, когда Бритта Нюман попыталась заговорить с ним о Шарлотте. — Не вижу иного пути избавиться от выслушивания клеветы на девушку, которую я уважаю и на которой намерен жениться.

— Ах, что вы! Я вовсе не хотела…

Карета остановилась. Шагерстрем рванул дверцу и вышел.

— Понимаю, что вы не хотели! — сказал он гневно и с громким стуком захлопнул дверь.

Он подошел к форейтору, чтобы расплатиться.

— Вы уже покидаете нас, господин Шагерстрем? — сказал форейтор. — Дамы, верно, будут недовольны. Когда пасторша садилась в карету, она была на меня в претензии за то, что там не было кавалеров.

— Пасторша! — удивился Шагерстрем. — Какая пасторша?

— Да пасторша из Корсчюрки. Разве вы не побеседовали с попутчицами и не узнали, что в карете едут пасторша и фрекен Левеншельд?

— Шарлотта Левеншельд! — повторил Шагерстрем. — Так это была Шарлотта Левеншельд!

Было уже далеко за полночь, когда Шагерстрем вернулся в Старый Завод. Управляющий Нюман и его жена еще не ложились. Они в большой тревоге дожидались возвращения Шагерстрема и уже подумывали о том, чтобы послать людей на розыски. Оба в волнении ходили по аллее, когда он наконец показался.

Они увидели коренастую, несколько приземистую фигуру на фоне ночного неба и узнали Шагерстрема, но им все еще не верилось, что это он. Человек, который приближался к ним, весело напевал старинную народную песенку.