Гарвардский баг - Мира Вольная

Я ковырялась в собственной памяти весь остаток вечера: и пока мыла посуду, и пока убирала со стола, и пока заканчивала разбирать вещи, лежа в кровати и снова глядя на реку, и никак не могла вспомнить хоть что-то… И было очень стыдно и очень грустно.

Этой ночью спала в итоге плохо… непривыкшая к такой тишине, почти прозрачной и искрящейся, ловила себя все время на том, что вслушиваюсь в нее, в попытках услышать знакомые звуки: шум машин, соседей, гудение стояка, бег тока по проводам. Но тут за окном шумела только река, да кроны деревьев, соседей не было, а ток почему-то не гудел. В конце концов, под самое утро усталость от дороги и последних дней взяла свое, и я наконец-то провалилась в сон. И мне приснился Дым, на этот раз действительно приснился. Сидел рядом со мной на кровати, смотрел на меня, улыбался знакомо, и был не в той одежде, в которой его забрал Сухоруков, а в любимой футболке и шортах, на ногах — наверняка бутсы. И я была, словно снова маленькой. И смотрела на него в ответ, не отрываясь, боясь моргать и дышать.

— Дым, — прошептала все еще не веря, вскочила и тут же застыла, не зная, можно ли его обнять, можно ли к нему прикоснуться. Руки было приподнявшиеся, упали на одеяло.

Тени деревьев причудливо сплетались на бледном лице, пряча от меня часть лба и правую щеку, голубые глаза смотрели тепло, искрились мягким светом.

— Привет, Стася, — ответил старый друг ласково и обнял сам. И я снова застыла, несмело подняла руки и коснулась Димку в ответ. Он был здесь, я могла к нему прикоснуться, чувствовала объятья, его чувствовала и в следующий миг прижалась крепко-крепко. Не понимала, что это все не настоящее, не хотела понимать.

— Я очень скучаю по тебе, Дым, — прошептала, отстраняясь, всматриваясь в такие родные черты. В эти глаза всегда теплые, в эту улыбку всегда солнечную.

— Я знаю, Стась, я тоже, — улыбнулся смущенно он и пригладил мои растрепанные волосы. В детстве они всегда были растрепанными, торчали во все стороны, выбиваясь из резинок и заколок. — Здесь очень красиво, и ты стала очень красивой, кнопка.

— А ты… — я не договорила, оборвала себя, лишь ощутив болезненный укол в груди. Но Дым все понял. Он всегда был очень-очень умным. Умнее меня и многих одноклассников, умнее всех мальчишек во дворе.

— Да, — кивнул мальчишка спокойно, — а я нет, — он взял меня за руку, сжал. — Не переживай из-за этого, Стась, и обо мне не переживай, потому что со мной все хорошо, и не вини себя, пожалуйста.

— Но это ведь из-за меня… — всхлипнула я, чувствуя, как начинает щекотать в носу, как слезы подступают к глазам. — И я убежала, а ты…

— Стася, — Дым снова меня обнял, гладил по голове и спине, — я сам так захотел и сам все решил. Мне больно, когда ты так думаешь, мне очень плохо от того, что плохо тебе. Мне плохо, когда ты плачешь и терзаешь себя, когда не можешь уснуть.

— Но… — все-таки шмыгнула я носом, не сумев удержаться.

— Пожалуйста, Стася, пообещай, что хотя бы постараешься, — и он выпустил меня из рук, сел ровнее и протянул мизинчик. — Давай, как раньше?

— Давай, — я шмыгнула снова, обещая сама себе, что это в последний раз, согнула свой мизинец. — Я обещаю, что не буду плакать, обещаю, что не буду себя винить.

— Вот и хорошо, — Дым опустил руку, обнял мои плечи и уложил в кровать. — А теперь засыпай, Стася, тебе надо отдохнуть.

— Как думаешь, — я сжала его ладонь, — я правильно сделала, что сюда приехала?

— Правильно. Ему очень повезло, твоему Игорю, Стася, — снова погладил он меня по голове.

Я покраснела. Покраснела от кончиков ног до самых кончиков ушей, улыбнулась широко, рассматривая в темноте голубые, полные света глаза.

— Я люблю тебя, Дым, — прошептала, жмурясь от того, как было хорошо.

— Я тоже тебя люблю, Стася, — прошептал мой сон или призрак и коснулся губами макушки, а я закрыла глаза. Я не хотела видеть, как он исчезает. Только подумала о том, что забыла спросить, какие же конфеты его любимые.

Проснулась поздно, во втором часу, отдохнувшей, выспавшейся и… спокойной. Я помнила сон так, как будто все это было в реальности, и эти воспоминания заставляли меня улыбаться. Я позавтракала неспеша, пошаталась по дому, решая, чем заняться, а потом оделась и пошла гулять вдоль реки, наслаждаясь видами и тишиной, думая о Горе и обо всем, что случилось.

Вся следующая неделя прошла примерно в таком же режиме: я просыпалась и ложилась, когда мне хотелось, а не по будильнику или потому, что надо в офис, гуляла, читала, смотрела какие-то сериалы. Святой Линус, я никогда так много не читала, никогда так много не смотрела телек. Я скачала в читалку и на флэшку все, что так давно хотела и на что никогда не хватало времени, я слушала музыку и даже начала печь… Ну… пробовать печь: получалось пока не особо, но я была намерена довести этот скилл до ума. Хрен знает зачем, наверное, потому что не смогла придумать пока, чем еще можно тут заняться.

Вечерами выходила на веранду или причал, потягивала кофе и смотрела на воду и снег, если он шел, или просто читала, или снова вникала в хитросплетения сюжета очередного сериала.

Мне было хорошо.

Мне никто не звонил, а даже если и звонили, то я об этом не знала, потому что вместе с телефоном сменила и номер. Я не лазила в почту, хотя первые несколько дней так и подмывало, я не думала о дедлайнах, взбешенных госах и Энджи. О Ястребе думала… Много думала, о Борисыче, о том, что буду делать, когда мой отпуск закончится.

А через неделю такой жизни, поняла, что если так и дальше продолжится, то я скоро ни в одни свои штаны не влезу, и поэтому к устоявшемуся за неделю расписанию добавились пробежки.

А в среду мне захотелось вдруг мяса на углях, при чем захотелось так, что я была готова продать душу Майкрософт за кусок стейка. Благо, ничего никому продавать не пришлось, достаточно было сгонять в город за мясом и всякой хренью для розжига, сам гриль и дрова в доме имелись. Вот только… Только была одна проблема: с дровами я умела обращаться примерно так же, как с детьми. То есть в теории я понимала, что надо делать, а вот с практикой не задалось.

Я пыхтела, сопела, материлась, но за сорок минут смогла расколоть от силы несколько поленьев, покромсать, если уж быть точной, и понятия не имела, достаточно ли этого или нет.

Поэтому сейчас стояла над очередным бревном и скептически его рассматривала.

Может плюнуть? Съездить снова в город и просто завалиться в какое-нибудь местное кафе? Ну должно же тут что-то быть, должны же здесь уметь жарить стейки…

Потом бросила взгляд на гриль, вспомнила про мясо в холодильнике и заскрипела зубами.

— Хрен тебе! — прорычала.

— И вам добрый день, — вдруг донеслось из-за забора бодрое. Я дернулась, выпрямилась до конца, сдерживая стон в гудящей спине, отшвырнула топор.

— Простите, это я не вам, — крикнула. — Я сейчас, — и пошла к двери, знакомиться с соседями, хотя изначально это в мои планы не входило. И вообще, непонятно, зачем я ответила на чужое приветствие, зачем пошла открывать дверь. Видимо, настолько задолбалась с дровами, что подсознание решило за меня. Да, прокрастинация — наше все.