Унижение России. Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин

На следующий день Ханфштенгль сообщил Черчиллю, что встреча не состоится. Как бы ища дополнительные аргументы для своего отказа, Гитлер говорил Ханфштенглю: «В любом случае, какую роль играет Черчилль? Он занимает место в оппозиции, и никто не обращает на него никакого внимания». Ханфштенгль парировал: «О вас говорили то же самое». (Подобная несдержанность в конечном счете стоила Ханфштенглю его гражданства. Несмотря на оказанную им Гитлеру личную поддержку, Ханфштенгль вынужден был позднее покинуть Германию вместе с той группой интеллигенции, которая уже в первый год правления Гитлера включала в себя пять Нобелевских лауреатов.)

Еще до прихода Гитлера к власти Черчилль выступал против переговоров о даровании Германии права равенства в вооружениях. Вот выдержка из его речи в палате общин: «Не обманывайте себя. Не позволяйте правительству Его Величества поверить — а я уверен, что оно не придет к такому заключению, — будто все, чего просит Германия, — это равный статус… Это вовсе не то, к чему стремится Германия. Все эти банды упорной тевтонской молодежи, марширующие по улицам и дорогам Германии с горящими глазами, ищут вовсе не равного статуса. Они жаждут получить оружие».

Эти идеи были далеки от популярности в Западной Европе. Когда Черчилль, выступая в Оксфорде, сказал, что Германия ввергла мир в руины, немецкий студент задал лектору вопрос: «Полагаете ли вы, мистер Черчилль, что германский народ, мужчины и женщины, которые живут в Германии сегодня, ответственны за войну? Ответьте прямо, да или нет». Черчилль посмотрел ему в лицо и сказал: «Да». Под бурные аплодисменты аудитории, одобрившей поведение студента, молодой немец вышел из аудитории. Затем Черчилля ждало еще одно унижение. Когда он провозгласил, что британское вооружение «существенно необходимо для безопасности нашего острова», зал разразился смехом. Черчилль повторил фразу, а смех стал еще более громким.

Над Черчиллем смеялись не только студенты. Все три премьера этого периода — лейборист Рамсей Макдональд. консерваторы Стэнли Болдуин и Невилл Чемберлен, как и большинство правящего класса страны, не видели в трансформации Германии оснований для беспокойства. А между тем именно тогда терялось золотое время для остановки агрессора. Удивительно, как были слепы лучшие умы современности. Они верили, что могущество можно сохранить за счет сделки. Проведя с канцлером Гитлером один час, Дэвид Ллойд Джордж объявил, что оценивает его как величайшего живущего немца». В британской «Дейли экспресс» Ллойд Джордж писал о Гитлере: «Прирожденный лидер; магнетическая, динамическая личность, характерная целеустремленность». В чем же была его цель? Оказывается, в стремлении к миру. «С Гитлером во главе Германия никогда не вторгнется ни в одну страну». Через год Ллойд Джордж добавил: «Я хотел бы видеть во главе нашей страны человека таких же выдающихся качеств». Даже группа англиканских священников выразила «безграничное восхищение моральной и этической стороной национал-социалистской программы, ее ярко выраженной поддержкой религии и христианства, ее этическими принципами, такими, как борьба с жестокостью в отношении животных, вивисекцией, сексуальной агрессивностью и т. п.». Английский журналист Вернон Бартлет, бравший у Гитлера интервью, буквально воспел его «огромные карие глаза — такие большие и такие карие, что поневоле становишься лиричным». И это при том, что у Гитлера были голубые глаза.

Но что там политики прошлого и увлекающиеся журналисты! Министр иностранных дел Джон Саймон отмечал в Гитлере «скромность и желание уединиться, определенно мистический темперамент, отсутствие всякого интереса к делам Западной Европы». Саймону нужно было обладать незаурядным воображением, чтобы описать Гитлера королю как «австрийскую Жанну д'Арк с усами». Ведущий историк эпохи Арнольд Тойнби был «убежден в искренности Гитлера, в его желании сохранить мир в Европе и крепкую дружбу с Англией».

Наиболее проницательный политический обозреватель своего времени Уолтер Липпман, прослушав по радио 19 мая 1933 г. выступление Гитлера, охарактеризовал его как «подлинно государственное обращение», дающее «убедительные доказательства доброй воли» Германии. «Мы снова услышали, сквозь туман и грохот, истинный голос подлинно цивилизованного народа. Я не только хотел бы верить в это, но, как мне представляется, все исторические свидетельства заставляют верить в это». Оказывается, преследование евреев служит «удовлетворению желания немцев кого-нибудь победить», это «своего рода громоотвод, который защищает Европу». И так писал Липпман!

Британская радиовещательная корпорация организовала в 1934 г. серию передач под общим заглавием «Причины войны». В двух первых передачах ораторы говорили о злой роли «торговцев смертью», о вреде национализма, о сети дипломатических соглашений, которыми соседи окружили Германию, «ранив ее гордость». Шестнадцатого ноября, когда у микрофона встал Черчилль, англичане услышали нечто новое. Дипломатические попытки изолировать Третий рейх направлены на «обуздание агрессора», но — это должно особенно волновать европейцев — сдерживающие силы слишком слабы, им трудно будет выстоять против тевтонской мощи. А если эти силы ослабнут, серия кризисов приведет к войне. «Великие войны начинаются только тогда, когда обе стороны полагают, что у них хорошие шансы на победу». Черчилль призвал слушателей подумать о том, что всего лишь в нескольких часах полета от них находится семидесятимиллионная нация «самых образованных в мире, умелых, научно оснащенных, дисциплинированных людей, которых с детства учат думать о войне и завоеваниях как о высшей доблести и о смерти на поле боя как о благороднейшей судьбе для мужчин. Эта нация отказалась от всех своих свобод, чтобы увеличить свою коллективную мощь. Эта нация, со своей силой и достоинствами, находится в объятиях нетерпимости и расового высокомерия, не ограниченного законом… Можем ли мы в таких обстоятельствах повернуться спиной к Европе?.. У нас есть лишь один выбор, это старый мрачный выбор, стоявший перед нашими предками: либо подчиниться воле сильнейшей нации, либо показать готовность защищать наши права, наши свободы и собственно наши жизни».

Уже после захвата Гитлером власти пресс-атташе германского посольства в Лондоне Фриц Гессе сообщил своему руководству о том, как Черчилль предлагал решить возникшую проблему: «Если собака попытается схватить меня за штаны, я застрелю ее прежде, чем она сумеет меня укусить». Прочитав это, Гитлер пробормотал, что Черчилль — «ненавистник немцев». Итак, оба политика определили, кто есть кто. Черчилль стойко держался своей точки зрения все 30-е годы. В 1935 г. он писал, что немцы представляют собой «наиболее умелую, гибкую, жесткую и воинственную расу в мире», Гитлером владеет «страсть насилия, и он окружен такими же, как и он, безжалостными людьми». Но на скамьях палаты общин Черчилля обычно слушали пять-шесть человек. Большинство депутатов, свидетельствует Гарольд Макмиллан, считали его реакционером, потерявшим связь с реальностью, многие даже сомневались в его умственном здоровье. В результате все предупреждения Черчилля о германской угрозе и подъеме нацизма не находили отклика ни у соотечественников, ни за рубежом.

ЭРОЗИЯ ВЕРСАЛЯ

Первого октября 1934 г. Гитлер отдал приказ увеличить рейхсвер со 100 тыс. до 300 тыс. солдат. Одновременно Министерство пропаганды получило распоряжение никогда не использовать термин «Генеральный штаб». Генерал Кейтель призвал к осторожности: «Ни один документ не должен быть потерян, иначе им воспользуется вражеская пропаганда. Все, что сказано устно, мы можем отрицать». Адмирал Редер записал в дневнике: «Фюрер потребовал полного соблюдения секретности при строительстве подводных лодок». Гитлер призвал науку и промышленность решить проблему двух важнейших видов продукции, дефицит которых ослаблял Германию, — бензина и резины. Производство синтетического горючего достигло к 1937 году 300 тыс. тонн, а «И. Г. Фарбен» начал производить искусственную резину из угля. В начале 1934 г. планы мобилизации 240 тыс. предприятий на производство военной продукции были одобрены Рабочим комитетом совета обороны рейха.