Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - Валентин Рунов

Доклад командующего был награжден продолжительными аплодисментами, среди которых не совсем потонули и протестующие голоса.

С еще большим успехом вице-адмирал выступил в Союзе офицеров-черноморцев. Доклад его почти полностью был опубликован в местных газетах и восторженно встречен в буржуазных кругах Крыма и Кавказа, в среде пробуржуазной и чиновной части населения, у интеллигенции. Об этом свидетельствуют одобрительные и даже восхищенные отклики, адресованные докладчику. «Я не могу не выразить Вам своего глубокого уважения и восхищения Вашим правдивым и мощным словом», – писал Колчаку профессор Новороссийского университета К. Коровицкий. А одесская гимназистка восьмого класса Нина Крюкова просила у Колчака разрешения приобрести его фотографию «у Мазура… как искреннее восхищение Вашей личностью и Вашей деятельностью».

Вскоре в ответ на визит черноморской делегации на Балтику революционный Балтийский флот направил на Черное море свою большевистскую организацию, состоявшую всего из пяти матросов. Оборонческая миссия черноморцев, преследовавшая устранить большевистское влияние на матросов, потерпела неудачу, тогда как пять матросов-балтийцев за короткий срок провели на Черноморском флоте такую агитационно-пропагандистскую работу, что начальник штаба флота в телеграмме от 3 июня в Генштаб жаловался: «Положение в Севастополе резко ухудшается вследствие направленной сюда агитации большевизма».

Колчак понял, что безграничной власти его на Черном море приходит конец. К этому времени в значительной степени лишился он поддержки в Севастопольском совете. В мае произошли и другие, еще более серьезные конфликты. На эскадренном миноносце «Жаркий» команда отказалась выходить в море на выполнение боевой задачи. Матросы потребовали сменить командира корабля старшего лейтенанта Г. М. Веселаго. Они мотивировали это тем, что командир слишком рискованно управляет миноносцем и часто подвергает опасности людей. Колчак от снятия Веселаго отказался, а эсминец «Жаркий» приказал вывести из кампании и спустить на нем флаг. Такое решение командующего вызвало новое возмущение матросов. С требованием снять командиров выступили команды эсминца «Керчь», воздушной дивизии и вспомогательного крейсера «Дакия». Эти эксцессы Колчак кое-как уладил. Потом начались волнения матросов на старом броненосце «Три Святителя», линкоре «Синоп» и некоторых других кораблях. Команда эсминца «Жаркий», поддержанная матросами с других кораблей, потребовала от Севастопольского совета отменить приказ командующего в отношении своего корабля. Совет, не решаясь конфликтовать с командующим, бездействовал и тем вызвал недовольство флота.

Возникала кризисная ситуация.

В конце мая Колчак расформировал команды линейных кораблей «Синоп» и «Три Святителя», направив наиболее революционно настроенных матросов на транспортную флотилию, выделенную для обслуживания Румынского фронта. Другие корабли с ненадежными командами приказал чаще выводить в море под видом оперативной необходимости. На флоте поднялась волна протестов. Воспользовавшись моментом, команда «Жаркого» добилась постановления делегатского собрания об отмене вывода своего корабля из строя. Командующий донес об этом военному и морскому министру. Керенский вместо категорического приказа ответил осторожной телеграммой: «Полагал бы правильным миноносцу «Жаркий» окончить кампанию». Право окончательного решения вопроса предоставлялось командующему. Тот приказал «Жаркому» окончить кампанию, а для установления виновных назначить следственную комиссию.

Возмутившая матросов санкция Колчака совпала с раскрытием большевиками «контрреволюционного заговора» офицерской организации «Союз офицеров». Заговорщики, по версии большевиков, намеревались разгромить флотские и армейские демократические органы и расправиться с их руководителями. На Черноморском флоте вспыхнул настоящий бунт. Повсеместно возникали бурные митинги и собрания. Колчак бывал на некоторых из них, убеждал команды, что это провокация, что офицерам, как и матросам, разрешено иметь свои открытые союзы, на заседаниях которых может присутствовать любой и каждый. Но матросы не унимались. Они не слушали больше Колчака, который стал казаться им виновником почти всех острых конфликтов на флоте. На кораблях, батареях и в армейских частях участники митингов и собраний требовали разоружения командного состава.

Александр Васильевич выступил на митинге с изложением своих взглядов на происходившее.

– Меня обвиняют во всех смертных грехах. Говорят, что я умышленно ослабил флот тем, что вывел из кампании эсминец «Жаркий» и перетасовал экипажи на некоторых кораблях. Я считаю, что лучше совсем не иметь на флоте такого эсминца, чем иметь его с небоеспособной командой, не признающей ни воинской дисциплины, ни своих офицеров, ни даже командующего. То же касается и части команд «Синопа» и броненосца «Три Святителя», где некоторые матросы в ущерб своей службе занимались политической болтовней. Ну, а ослаблять флот, надеюсь, все понимают, прежде всего не в интересах командующего; это все равно что рубить сук под собой.

Колчак закончил, словно оборвал свое выступление, вышел со двора, сел в автомобиль и уехал. А митинг продолжался. Один за другим выступали ораторы с горячими речами, и редко кто из них не требовал ареста Колчака и начальника штаба Смирнова.

На следующий день, 6 июня, Севастопольский совет под давлением судовых комитетов созвал экстренное собрание делегатов от кораблей и частей. Рассматривали, по существу, два вопроса: разоружение офицеров и вынесение решения в отношении командующего флотом и начальника его штаба. После бурных дебатов постановили: личное оружие у офицеров отобрать, произвести обыски у них на квартирах; адмирала Колчака и капитана 1-го ранга Смирнова от занимаемых постов отстранить, для принятия от них дел образовать комиссию из 10 человек, вопрос же ареста смещенных лиц рассмотреть на судовых комитетах.

Еще до этого собрания Колчак приказал всем офицерам флота и гарнизона во избежание кровопролития не оказывать сопротивления в случае требования у них матросами и солдатами оружия и добровольно сдавать его. Несколько офицеров, посчитавших себя оскорбленными, застрелились, для большинства же командного состава акция со сдачей оружия прошла без эксцессов. Как только Колчаку стало известно о снятии его с должности командующего флотом, он тотчас велел собрать на верхней палубе броненосца «Георгий Победоносец» еще верную ему команду. К ней вице-адмирал вышел при револьвере и золотой сабле. Он стал возле портика трапа, по которому поднялся, и обратился к собравшимся:

– Братцы матросы! То, что сейчас происходит на флоте, я нахожу бессмыслицей. Офицеров огульно обвиняют в каком-то контрреволюционном заговоре. Я такого заговора не знаю, а если бы знал, то никакого выступления офицеров не допустил бы, поскольку в такое тяжелое время это приблизило бы наш флот к полной гибели. Теперь офицеры разоружены и рассеяны по кораблям небольшими группами. Я подчиняюсь постановлению демократических органов и тоже сдаю свое личное оружие.

Адмирал расстегнул поясной ремень, снял с него кобуру с револьвером и отдал ближайшему молодому матросу. Смущенный парень принял оружие и, чуть помешкав, передал его соседу, тот дальше, и так адмиральский револьвер пошел по рукам, пока не исчез из виду. Колчак вынул из ножен саблю, поцеловал ее и тут же, на глазах изумленных матросов, переломил через колено и обломки выбросил в море.