Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Пайпс

В качестве награды за поддержку Сталин в январе еще раз предложил Троцкому место зама в ВСНХ или Госплане. Троцкий вновь отказался155.

Ленин отбивался, как загнанный зверь. В минуты просветления, неизменно подробно осведомляясь о деятельности «тройки», он готовил мощную кампанию против нее. Хотя его физическое состояние явно не соответствовало этому, он планировал участвовать в работе намеченного на март XII съезда партии, чтобы с помощью Троцкого провести коренные перемены в политическом и экономическом управлении страной. Троцкий был его естественным союзником, ибо находился почти в такой же политической изоляции. Если бы Ленину удалось проделать то, что он задумал, то карьера Сталина была бы серьезно поколеблена, если не сокрушена до основания.

* * *

Раздражение Ленина поведением Сталина, принимавшее все более ощутимые формы, усугублялось высокомерием последнего в отношении национальных меньшинств, проживающих на территории страны. Ленин придавал особое значение национальному вопросу, не только потому, что от его успешного решения напрямую зависела целостность государства, но и из-за его широкого резонанса среди колониальных народов. По существу вопроса у Ленина со Сталиным расхождений не было: национализм был «буржуазным предрассудком», которому не место при «диктатуре пролетариата». Не вызывало сомнений и то, что Советское государство должно быть безусловно централизованным и решения правительства обязательны для всех его субъектов без различия национальности. Однако сталинских методов Ленин не одобрял. Ленин полагал, что малые народы имеют право не любить русских за все, что им пришлось претерпеть от них в прошлом. И эту историческую неприязнь он предполагал преодолеть путем существенных уступок вроде формального предоставления им федерального статуса и некоторой культурной автономии, а также и прежде всего соблюдая особый такт в отношениях с ними. Человек, абсолютно лишенный национального чувства, он презирал великорусский шовинизм и боялся его, как угрозы мировым интересам коммунизма.

Сталин, грузин, говоривший по-русски с неистребимым акцентом, смотрел на вещи по-иному. Он давно понял, что основную силу коммунизм черпает из русского народа. Из 376 тыс. членов партии в 1922 г. 270 тыс., или 72 %, были русскими, а из остальных большая часть — половина украинцев и две трети евреев — русифицированными или ассимилированными156. Более того, в ходе гражданской войны и еще более — войны с Польшей наблюдалось невольное смешение понятий коммунизма с русским национализмом. Ярчайшим проявлением этого явилось движение «Смены вех», снискавшее популярность среди консервативной части русского зарубежья, объявив Советское государство единственным защитником величия России и призывая всех ее эмигрантов к возвращению на родину. На X съезде партии (1921) один из делегатов заметил, что достижения Советского государства «наполнили гордостью сердца всех тех, кто был связан с этой русской революцией, и создался своего рода русский красный патриотизм»157. Для такого тщеславного политика, как Сталин, более заинтересованного в реально осязаемой власти у себя дома и сейчас, чем в грядущем облагодетельствовании всего человечества, такое развитие представлялось не опасностью, а, напротив, удобным стечением обстоятельств. С самого начала партийной карьеры, и с каждым годом своего диктаторства все более и более, Сталин становился на позиции русского национализма в ущерб интересам национальных меньшинств.

К 1922 году большевики завоевали большую часть приграничных территорий. Разумеется, решающим фактором в ходе имперской экспансии служила Красная Армия, но немалый вклад внесла пропагандистская и подрывная деятельность местных коммунистов, и после установления новой власти они захотели получить свою долю властных полномочий. Но их притязания не находили почти никакого отклика в центре: в качестве наркомнаца (наркома по делам национальностей) Сталин каждую из так называемых советских республик воспринимал как неотъемлемую часть России, не далеко уйдя в этом смысле от политики царского правительства. Результатом стали обиды и конфликты между местными коммунистами и московским аппаратом, в конце 1922 года обратившие на себя внимание Ленина.

Самое серьезное столкновение на этой почве наблюдалось в Грузии. Сталин считал покоренное гнездо меньшевизма своей собственной епархией, и после завоевания Грузии он с помощью своего соратника грузина Серго Орджоникидзе, главы Кавказского бюро РКП(б), стал бесцеремонно командовать здешними коммунистами. Применяя ленинскую инструкцию об интегрировании экономики Закавказья, Орджоникидзе объединил Азербайджан, Армению и Грузию в единую федерацию, подготавливая ее присоединение к Советской России. Местные коммунисты, такие как Буду Мдивани и Филипп Махарадзе, воспротивились и пожаловались в Москву на высокомерное поведение Орджоникидзе158. Приняв во внимание эти протесты, Ленин на некоторое время приостановил политическую и экономическую интеграцию Закавказья, но затем, в марте 1922 года, распорядился возобновить прерванный процесс. К этому моменту Орджоникидзе объявил о создании Федеративного союза советских социалистических республик Закавказья: большинство полномочий правительств трех республик должны были делегироваться новому руководящему федеративному органу. Протесты из Тифлиса не тронули Ленина, который в таких вопросах полагался на рекомендации Сталина.

Летом 1922 года коммунистическая империя состояла из четырех республик: России (РСФСР), Украины, Белоруссии и Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республики (ЗСФСР). Формальные отношения между ними определялись двусторонними соглашениями; в действительности все четыре находились под прямым руководством Российской коммунистической партии. Теперь было решено, что настало время поставить отношения между республиками на более прочную основу. В августе 1922 года Ленин поручил задачу выработки принципов федеративного союза комиссии под председательством Сталина159. Сталин придумал поразительно простое решение: три нерусские республики должны войти в состав РСФСР на правах автономий, а центральные государственные органы Российской республики должны принять на себя федеральные функции. При таком устройстве не возникает никаких различий в конституционном статусе между Украиной или Грузией, с одной стороны, и автономными республиками в составе РСФСР, как, например, Якутия или Башкирия, с другой стороны. Это было в высшей степени централизованное устройство, при котором все важнейшие государственные функции вручались Москве160. В действительности этим возрождался исповедуемый царизмом принцип «единой и неделимой России».

Ленин предполагал нечто совсем иное. Уже в 1920 году он задумывал образование двух типов советских республик — «союзных», наделенных всеми формальными признаками суверенитета, для крупных национальных общностей, и «автономных» для меньших наций. Но Сталин считал эти различия умозрительными, поскольку в административной практике Москва не делала разграничений между большими и малыми народами161. Получив мандат от Ленина, он начал проектировать новую государственную структуру согласно собственным представлениям.

Тезисы Сталина, основанные на концепции «автономизации», были переданы на одобрение самим республикам, где были встречены крайне враждебно. Более всех возмущались грузинские коммунисты, которые 15 сентября 1922 года объявили намеченные меры «преждевременными»162. Орджоникидзе отклонил возражения и сообщил Сталину от имени Закавказской федерации, что тезисы одобрены. Украина воздержалась от оценки, а Белоруссия заявила, что солидаризируется с решением Украины. Комиссия же Сталина единодушно приняла его план.