Ночной карнавал - Елена Благова

Я вижу Отца. Он глядит на меня. Улыбается из-под усов.

Он говорит мне взглядом: Магдалина, не бойся ничего. Там тоже есть жизнь. И мы встретимся с тобой.

Отец, неужели меня убьют?! Я не хочу… Я хочу жить!

Они все тоже хотели. Люди моей страны. И я хотел вместе с ними.

Вместе с ними жить и умереть.

Отец! Но я умру на Чужбине!

Я буду с тобой в последний миг.

Камеры стрекотали. Мадлен едва различала голос Пьера в гаме, выкриках, возне, взрывах смеха. Где погоня?! Они рыщут по залам. Они не знают, куда она побежала. Слишком клубится толпа. Люди — дым. Они клубятся и растают. Исчезнут во тьме.

Глаза закрыты. Она танцует. Кто-то подносит к ее губам бокал с вином: испей, танцорка, у тебя пот на висках. Она хватает руку, протянувшую бокал, жадно пьет. О, сладкое вино. Она всегда любила сладкое красное вино. Как кровь. Кагор. Горячий глинтвейн. Они с Кази так любили варить его в Веселом Доме.

— Вот она! Держи ее!

Догнали. Куда бежать?!

Она открывает глаза, бросает бокал в сторону, недопитое вино брызжет на танцующих. Дамы визжат. Осмотреться. Быстро. Видишь, открыты все балконные двери?! И со всех балконов можно прыгнуть в снег. И даже без веревочной лестницы.

Она бросилась к распахнутой в лунную ночь двери.

О Боже, почему… почему с этого балкона спускается мраморная лестница прямо в парк?!

Бежать! Сбежать по ней!

Она кидает под ноги бегущим за ней полено. Арлекин падает. Казанова, страшно чертыхаясь, поднимает его за шиворот. Она, еле касаясь ступнями ступеней, летит вниз по белой лестнице, и маска льва бьет, подпрыгивая, ее по груди.

Она рвет с груди нитку. Живи, лев, в сугробе. Мне трудно дышать.

Беги, Мадлен! Это твоя коронация. Кази увидела все неверно. Не на красной бархатной подушечке поднесут тебе державу с крестом и тяжелый скипетр. Не будет патриарх держать корону с огненной Шпинелью над твоей головой. Князь, мы не будем стоять рука об руку в тронном зале. За нас не будут молиться, пав на колени, родные люди. Я бегу по чужому снегу. В чужом парке.

Я славно повеселилась, люди. Отлично потанцевала. Пора и честь знать.

Она наклонилась, скинула туфли. Прощайте, мои дешевые, позолоченные лапоточки на каблучках. Вы мне честно послужили. Я очень любила вас.

Она бежала босая по снегу. Ее ступни обжигало холодом и огнем.

Так Князь целовал ее ноги. Ее ступни и пальцы. И все обрывалось в ней струной.

Звонарь, генерал, прозвони по мне колокольный звон. Я заказываю тебе звон красный и малиновый. Самый прекрасный на свете.

Она бежала босиком по синему снегу парка, а между ветвей полыхал и сыпал холодными огнями фейерверк, устроенный на потеху гостям герцогом Феррарским. Им на все наплевать: на войны, ужас, голод. На смерть стран и рождение новых. На ожиданье Дьявола. На пришествие Бога. Лишь бы был фейерверк, взлетали зерна огней в черную чужую ночь.

Снопы и взвихрения искр освещали ее золотые крутые кудри. Ее упрямый бычий лоб. Ее лицо, пот, текущий по щекам.

Она слышала крики за спиной.

— Эй!.. Ты!.. Тварь!.. Стой!.. Стой, не уйдешь!..

Она бежала.

Бежала, задыхаясь.

Боже, ведь она никогда не молилась. С тех пор, когда из нее выбили память. Она молилась там, в Рус. Девочкой. Она забыла Божественные слова. Как они звучат на родном языке. Отец Дмитрий. Там, в лесах Карнака. Как он говорил… шептал… Богородица, дева, радуйся… радуйся…

Спаси меня, Богородица, для мужа моего. И я Тебе всем заплачу. Я отработаю. Все, чего ни пожелаешь. Дам любой обет. Бери все. Бери меня. Бери моих будущих, нерожденных детей. Бери душу мою. Да она и так Тебе принадлежит.

— Ты!.. Сволочь!.. Остановись!.. Стрелять буду!..

Она бежала.

Золотая ее голова горела факелом среди черных ветвей.

— Граф!.. Заходи слева!.. Бери ее слева!.. Клянусь, записи у нее!.. Если нет, я прикончу ее одним зарядом!

— Мадлен!.. Мадле-е-е-ен!..

Куто. Как он вопит. Он никогда не мог сдерживать чувства. Ни страх, ни радость, ни гнев. Все лилось из него наружу, как из бабы. Эх ты, Куто. Не возьмешь меня голыми руками. Только голой пулей.

Вы меня расстреляете. Я знаю это.

Горбун был прав. Все будет, как на его картине. Ничего. Он недолго погорюет. Утешится с Кази. Нарисует ее снова в виде инфанты. Принцессы. В виде меня на подушках перед зеркалом. Только волосы не золотые, а черные. Ты уж не подкачай, Кази. Ты ведь тоже ничего красоточка. Ты только всегда прибеднялась. А ты тоже могла бы сделать карьеру. Выбиться в люди. Ты еще выбьешься. За меня. За всех нас. Погубленных. Растоптанных. Расстрелянных. Пригвожденных ко кресту.

Живи, замарашка Кази! Пей красное вино! Я попила вволю. Покувыркалась с мужиками. Пошутила с ними вдосталь. Объелась. Больше не хочу.

Как обжигает пятки снег.

Беги, Мадлен. Беги, крошка. Беги!

Пули, ведь они дуры. Они обгонят тебя. Они не догонят тебя.

А ты замечательная мишень. Ты вся на виду. Такая яркая.

Они видят тебя издалека.

Она задыхалась, вязла в снегу. Выбежала на тропинку. Полетела, раскинув руки. Короткая рубашка била ее по бедрам. Звезды сияли над ней глазами львов в пустыне.

А ты был пустыней, свет. Бедный высший свет.

Нет ничего на свете лучше простого счастья.

Мне не нужно короны. Славы. Знатности. Денег. Почестей. Богатства. Власти. Дорогих нарядов. Дворцов. Драгоценностей. Мехов. Исполнения всех моих прихотей и желаний.

У меня осталось лишь одно желание напоследок: любовь.

Я любила, и я была счастлива. Стреляйте! Вы все равно не убьете любовь.

Вы убьете свою мечту о любви, безлюбые люди, но никогда любви не достигнете. А это я, я дарила, давала вам любовь, кормила вас любовью, ломала себя на куски, раздаривала, кидала, крошила, совала вам во рты и руки: ешьте, пейте, вот она, любовь, вот она, я. Тот, кто рожден быть Любовью, не принадлежит Смерти. Поэтому бессмысленны все ваши потуги. Пули! Свинцовые комочки! Не слышу их свиста. Вы приберегаете их?! Хотите подобраться ко мне поближе?! Ведь вы отличные стрелки. Почему вы не стреляете?! Почему?!

………… - Почему вы не стреляете?!.. Почему?!..

Аля не выдержала. Встала со стула, поданного ей.

Ее крик забился под сводами мрачного подвала.

Я нашла руками руки Стаси и Руси, больно сжала их. Обняла за плечи Леличку. Прижалась лицом к спине прямо, гордо стоящей Таты.

Отец держал Лешу на руках. Отец, когда будут стрелять, ты заслони его грудью!