Сборник "Пендергаст". Компиляция. Книги 1-18" - Дуглас Престон

самую крутую дичь, которая только существовала — в том числе, кстати, черного носорога, африканского слона и несколько других видов, находящихся под угрозой исчезновения. Естественно, все это до сих пор содержится в условиях строжайшей секретности. Но после последней крупной охоты минуло уже много лет, и вот — раскаявшись в содеянном, я понял, что отказался от своего увлечения слишком рано. Видите ли, я никогда не охотился на самую опасную дичь. Человека. Однако мне захотелось завалить не какого-то обычного, заурядного идиота. Нет — моей «опасной дичью» должны были стать весьма могущественные, богатые люди, нажившие врагов. Люди, которые окружили себя слоями защиты, умные и бдительные мужчины, мужчины, которых было бы почти невозможно достать. О, и чтобы меня не назвали сексистом, женщины тоже. Я спрашиваю вас, как коллегу-охотника на крупную дичь: какая охота может быть лучше, чем охота на Homo Sapiens?

— И вы решили, что ваша собственная дочь станет вашим первым трофеем. Тем самым вы хотели оказать ей честь. Итак, ты вернулись и отрезали ей голову.

Озмиан снова кивнул.

— Вы поразительно хорошо меня понимаете.

— Ваш выбор целей никак не был связан с их порочностью. Вот почему Адейеми настолько не соответствовала профилю. Привлекательность заключалась в том, что она, как и другие, была окружена якобы непроницаемой защитой. Она была исключительно многообещающим «трофеем» — ее было чрезвычайно сложно «подстрелить».

— А вы хотите узнать, в чем заключается настоящая ирония? Я хотел, чтобы она стала моим последним трофеем. Но затем вы и Лонгстрит прорвались в мой офис. И вы подумали, что обыграли меня, — он раскатисто хохотнул. — Мне было весело рассказывать вам о старине Хайтауэре. Хотелось бы мне увидеть его лицо, когда вы нанесли ему визит. Надеюсь, вы хорошенько над ним попотели! Все то время, что вы забрасывали меня вопросами, я думал об одном: как замечательно эта ваша бледная, прекрасная голова будет смотреться на моей стене трофеев.

Его смех эхом разнесся по обветшалому помещению.

От д’Агосты послышалось сдавленное гневное ворчание, напоминающее стон раненого буйвола. Озмиан проигнорировал его.

— После этого визита я оказался вами заинтригован. И то, что я нашел, только укрепило мою веру в то, что вы, а не Адейеми, должны стать моим последним трофеем. Я также догадался, как лучше заманить вас сюда, — он кивнул на труп Лонгстрита. — В моем офисе я почувствовал, что у вас двоих было общее прошлое. Также нетрудно было узнать и о вашем хорошем друге д’Агосте.

Он потянулся, схватил вихрь волос Лонгстрита и крутанул отрубленную голову.

— С ними двумя находящимися в моей власти, я знал, что у вас не будет другого выбора, кроме как прийти сюда и сыграть в мою игру.

Пендергаст ничего не сказал. Озмиан, оставаясь сидеть в кресле, подался вперед.

— И вы догадываетесь, в какую именно игру мы собираемся сыграть — ведь так?

— Мне это предельно ясно.

— Хорошо! — он замолчал. — Мы оба будем находиться в совершенно справедливых и равных условиях, — он поднял пистолет. — У каждого из нас будет одно и то же оружие, почтенный 1911 и дополнительная обойма. Вы можете подумать, что у вас есть небольшое преимущество в том, что у вас «Лес Баер», но мой нисколько ему не уступает. У каждого из нас также будет нож, часы, фонарик и наш ум. Нашими охотничьими угодьями станет прилегающее здание, Здание 93. Вы же видели его по пути сюда? Это та самая заброшенная больница.

— Видел.

— Я не даю себе никакого преимущества. Это будет спортивная охота, в которой мы оба выступим одновременно и охотниками, и добычей. Никакой лисы, никакой собаки — только два опытных охотника, каждый из которых преследует своего идеального противника: друг друга. Победителем станет тот, кто застрелит проигравшего!

Он махнул детонатором в сторону д’Агосты.

— Лейтенант — это страховой полис, который гарантирует, что вы будете соблюдать правила охоты. Этот жилет самоубийц подключен к двухчасовому таймеру. Если вы меня убьете, то сможете просто забрать таймер из моего кармана и отключить его. Но если вы сжульничаете — сбежите или попытаетесь вызвать власти — все, что мне нужно будет сделать, это нажать кнопку, и лейтенант д’Агоста взорвется. Детонатор также гарантирует, что охота завершится в течение двух часов: не стоит затягивать, искать возможности отсидеться в укрытии или впустую потратить время. Через несколько минут я верну вам ваш пистолет и дополнительную обойму, сниму наручники, дам вам темный камуфляж и еще… дам вам фору. Вы отправитесь к Зданию 93. Через десять минут я отправлюсь вслед за вами, и начнется охота.

— Почему? — спросил Пендергаст.

— Почему? — рассмеялся Озмиан. — Разве я уже не объяснил? Я уже достиг всего: сейчас я стою на вершине и смотрю на всех сверху вниз. Это будет самое восхитительное острое ощущение в моей жизни — главное, последнее острое ощущение. Даже если я умру, по крайней мере, я уйду, громко хлопнув дверью — простите за каламбур — и буду знать, что потребовался самый лучший, чтобы убить меня. А если я выживу, тогда у меня будет воспоминание, которое можно будет лелеять… независимо от того, что принесет мне будущее.

— Я спрашивал не об этом. Я имел в виду, почему Здание 93?

На мгновение Озмиан смутился.

— Вы, что, шутите? Оно идеально подходит для подобной охоты. Это более четырехсот тысяч квадратных футов пощади. Огромная, запутанная развалина, с десятью этажами, имеющими многочисленные крылья, мили коридоров и более двух тысяч комнат! Только представьте себе все возможности для ловушек, засад и укрытий! И мы находимся далеко, очень далеко от всех сующих нос не в свои дела, которые могут услышать выстрелы и вызвать полицию.

Пендергаст посмотрел на Озмиана, слегка прищурив глаза, но так ничего и не сказал.

— Я вижу, что вас не устраивает подобная причина. Так и быть. Существует вторая причина, — он еще раз крутанул на столе голову Лонгстрита. — Однажды, когда мне было двенадцать лет, наш любимый приходской священник отец Ансельм запер меня в ризнице и неоднократно изнасиловал. Он говорил, пока делал это, что Бог и Иисус наблюдают за нами. И — раз никто не остановил его — эти двое были явно не против того, что он делает. Мне же он угрожал адом и всеми вытекающими последствиями, если я кому-нибудь расскажу. У меня произошел психический срыв. Я перестал разговаривать, перестал думать, перестал двигаться. Моя семья, не знавшая, что случилось, предположила, что я сошел с ума. Был поставлен диагноз кататоническая шизофрения. Кингз-Парк тогда имел блестящую репутацию, и был единственным подобным заведением в