Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Пер Валё

Моника покачала головой.

— Спасибо, я не курю. Вы уже поймали этого сумасшедшего?

— Нет, — ответил Мартин Бек, — еще нет.

— Дело в том, что люди ужасно потрясены. У нас одна девушка боится ездить на работу автобусом. Она боится, что вдруг появится психопат со своим пугачом. С тех пор как это произошло, она приезжает на работу и возвращается домой на такси. Вы должны схватить его. — Она серьезно посмотрела на Мартина Бека.

— Делаем все возможное.

— Молодцы, — кивнула она.

— Спасибо, — поблагодарил Мартин Бек, тоже с серьезным видом.

— Итак, что вы хотите знать о Бритт?

— Вы хорошо ее знали? Долго жили вместе?

— Я знала ее лучше, чем кто-либо другой. Мы жили вместе три года, с тех пор, как она начала работать в больнице. Она была замечательной подругой и хорошей медсестрой. Могла выполнять физическую работу, хотя была слабенькой. Она была очень хорошей медсестрой, о себе никогда не думала.

Моника взяла со стола кофейник и долила кофе Мартину Беку.

— Спасибо, — сказал он. — А жених у нее был?

— Да, конечно. Очень приятный парень. Они еще не были обручены, но она уже готовила меня к тому, что вскоре это произойдет. Думаю, они собирались пожениться на Новый год. У него есть своя квартира.

— Давно они были знакомы?

Она в раздумье грызла ноготь.

— Не меньше десяти месяцев. Он врач. О девушках говорят, что они становятся медсестрами, чтобы иметь шанс выйти замуж за врача, но с Бритт было совсем не так. Она была ужасно робкой и даже побаивалась мужчин. Прошлой зимой ее освободили от работы из-за малокровия и общего упадка сил, и ей часто приходилось ходить на обследования. Тогда она и познакомилась с Бертилем. И сразу влюбилась без памяти. Она говорила, что ее вылечила его любовь, а не его лечение.

Мартин Бек разочарованно вздохнул.

— Вам в этом что-то не нравится? — подозрительно спросила она.

— Совсем нет. У нее было много знакомых мужчин?

Моника Гранхольм улыбнулась и покачала головой.

— Ни одного, кроме тех, с которыми она встречалась в больнице, по работе. Она была холодна. По-моему, до Бертиля у нее никого не было.

Она водила пальцем по столешнице. Потом нахмурилась и посмотрела на Мартина Бека.

— Почему вас интересует ее интимная жизнь? Какое это имеет отношение к происшедшему?

Мартин Бек вынул из внутреннего кармана бумажник и положил его на стол.

— В автобусе рядом с Бритт Даниельссон сидел мужчина. Это был полицейский по имени Оке Стенстрём. У нас есть основания полагать, что они были знакомы и ехали вместе. Нас интересует, называла ли фрекен Даниельссон когда-либо его имя.

Он достал из бумажника фотографию Стенстрёма и положил ее перед Моникой Гранхольм.

— Вы видели когда-нибудь этого человека?

Она посмотрела на фотографию и покачала головой. Потом поднесла ее ближе к глазам и еще раз внимательно посмотрела на нее.

— Да, конечно, — сказала она. — В газетах. Но здесь он выглядит лучше. — Она вернула фотографию со словами: — Бритт не знала этого человека. В этом я могу почти поклясться. Абсолютно исключено, чтобы она позволила кому-нибудь, кроме жениха, проводить себя домой. Это было просто не в ее стиле.

Мартин Бек убрал бумажник в карман.

— Может быть, они дружили и…

Моника энергично покачала головой.

— Бритт была очень порядочная, робкая и, как я уже говорила, почти боялась мужчин. Кроме того, она по уши была влюблена в Бертиля и ни на кого другого даже не взглянула бы. Ни на друга, ни на кого другого. К тому же я была единственным человеком, которому она доверяла. Кроме Бертиля, естественно. Она делилась со мной всем. Мне очень жаль, герр комиссар, но это очевидная ошибка.

Она открыла сумочку и достала оттуда портмоне.

— Мне пора возвращаться к моим сосункам. У меня их семнадцать.

Она принялась копошиться в кошельке, но Мартин Бек остановил ее.

— Это за счет государства, — сказал он.

Когда они вернулись к воротам больницы, Моника Гранхольм сказала:

— Они, конечно, могли быть знакомы с детства или со школьного времени и случайно встретились в автобусе. Но это я могу только предполагать. Бритт жила в Эслёве до тех пор, пока ей не исполнилось двадцать лет. А откуда был родом этот полицейский?

— Из Халльстахаммара, — сказал Мартин Бек. — Как фамилия того врача, Бертиля?

— Перссон.

— А где он живет?

— Гилльбакен, двадцать два. В Бандхагене.

Немного поколебавшись, Мартин Бек протянул ей руку, не сняв для надежности перчатку.

— Передайте от меня благодарность государству за угощение, — сказала Моника Гранхольм и широким шагом стала подниматься по склону холма.

Машина Гунвальда Ларссона стояла на Тегнергатан возле дома номер сорок. Мартин Бек взглянул на часы и толкнул входную дверь.

Было двадцать минут четвертого, а это означало, что Гунвальд Ларссон, старающийся всегда быть точным, уже двадцать минут находится у фру Ассарссон. И к этому времени он наверняка уже успел выведать все о жизни директора Ассарссона начиная с первого класса школы.

Методика допросов Гунвальда Ларссона опиралась на правило начинать с самого начала и шаг за шагом продвигаться вперед. Эта методика могла, конечно, оказаться эффективной, но частенько она оказывалась всего лишь изматывающей и скучной.

Дверь в квартиру открыл пожилой мужчина в темном костюме и серебристом галстуке. Мартин Бек назвал себя и показал служебный жетон. Мужчина протянул руку.

— Туре Ассарссон, — представился он. — Я брат… погибшего. Входите. Ваш коллега уже здесь.

Мужчина подождал, пока Мартин Бек повесит пальто, и прошел впереди него в двустворчатую раздвижную дверь.

— Мерта, дорогая, — сказал он. — Это комиссар Бек.

В большой гостиной было довольно темно. На низкой, золотистого цвета кушетке не менее трех метров длиной сидела худощавая женщина в черном платье джерси и держала в руке бокал. Она поставила бокал на стоявший возле кушетки низкий черный столик с мраморной столешницей и протянула Мартину Беку грациозно изогнутую в запястье руку, словно ожидая поцелуя. Мартин Бек неловко пожал безвольные пальцы и пробормотал:

— Мои соболезнования, фру Ассарссон.

По другую сторону мраморного столика стояли три низких розовых кресла, в одном из которых с каким-то странным выражением лица сидел Гунвальд Ларссон. Лишь тогда, когда сам Мартин Бек, после любезного кивка хозяйки, опустился в такое же кресло, он понял проблему Гунвальда Ларссона.