Хроники железных драконов - Майкл Суэнвик

Какое-то время Вилл молчал. Затем он кивнул на второго льва и спросил:

— А твой напарник? У него что, все то же самое?

— У него? — удивился лев. — Не знаю. Я никогда у него не спрашивал.

— Ясно, — кивнул Вилл и вернулся к чтению. Согласно руководству, гиппогрифы едят как овес, так и мясо. И торговцев зерном, и торговцев мясом в Вавилоне более чем хватало, однако можно было не сомневаться, что Алкиона пользуется услугами поставщика, имеющего в предложении и то и другое. Загон для гиппогрифов должен иметь как доступ к открытому небу, так и травянистую площадку для выгула. Это была вторая ниточка. Жуликоватую эльфийскую девицу, играющую роль великосветской особы, обнаружить совсем не так трудно, как ей то, наверное, кажется. Стоит поискать ее через шорников. Гиппогрифы встречаются куда реже, чем их предки, грифы и лошади, а потому и сбруи для них готовят очень немногие мастера.

Алкиона, конечно же, прибегает к услугам самого из них лучшего.

Чтобы просмотреть все отобранные книги, Виллу потребовалось несколько часов. Он отложил «Аристократию небес», встал, зевнул, потянулся и собрал книги в пачку, чтобы сдать их в библиотеку. Он успел подняться только на пару ступенек, когда в ноги ему врезался ребенок.

— Дядя Вилл! Дядя Вилл! — Это была, конечно же, Эсме. Слегка отдышавшись, она сказала: — Деда сказал, чтобы ты не ходил домой. — В эти дни Эсме думала, что Нат ее дедушка. — Он говорит, что это важно.

Вилл наклонился, чтобы разговаривать с ней, глядя ей в глаза.

— А когда он это говорил? Недавно?

— Не знаю, — пожала плечами Эсме.

— А он больше ничего не говорил?

— Говорил, но я все забыла.

Вилл поневоле улыбнулся.

— Ну, конечно же, ты забыла. Я…

На плечи и бедра Вилла опустился неожиданный груз. Со странным чувством разрыва ткани времени он осознал, что на голове у него шлем из жесткой прорезиненной ткани, снабженный пластиковым щитком. Опустив глаза, он увидел на себе белый скафандр с желтыми резиновыми перчатками. Воздух подавался в шлем по наружным шлангам, тянувшимся к поясному компрессору.

А потом перед Виллом откуда-то появился Нат Уилк, на нем тоже был белый биозащитный скафандр.

— Что бы ты там ни делал, шлем не снимай, — предупредил он. — А то застынешь вне времени, как вся остальная здешняя публика.

Все это было до крайности странно.

— Нат, — сказал Вилл, — на хрена весь этот маскарад? И что здесь вообще происходит?

— А ты посмотри. — Нат отшагнул в сторону, чтобы не заслонять Виллу вид города.

А город был неподвижен. Остановилось уличное движение. Пешеходы застыли на полушаге и напоминали окаменевший лес. Цветочные лепестки, сдутые ветром из чьего-то заоконного ящика, навечно завязли в воздухе, как мошки в янтаре. Эсме, остановленная в прыжке, балансировала на кончике пальца. Нат вынул из кармана двугривенный и резким движением убрал из-под него ладонь. Двугривенный не упал.

— Сильное джу-джу, верно? Лорды Мэральности заморозили временной момент, после чего ввели в него полицию и спасателей. Цирк высшего разряда, ты просто счастливчик, что стал его зрителем. Заклинание такого масштаба накладывают не чаще чем раз в десятилетие, да и то по самой крайней необходимости. А то ведь никакой бюджет не выдержит. — Нат вынул двугривенный из воздуха. — Пошли.

— Мои книги…

— Я уже вернул их. Одно из преимуществ остановленного времени в том, что появляется возможность спокойно доделать недоделанные дела.

— А как же Эсме?

— Ничего, перебьется.

Вилл следовал за Натом, не задавая ему вполне естественных вопросов, а отвечая на них самостоятельно. Откуда Нат узнал про остановку времени? У Ната множество связей. Видимо, у него был «крот» в Мэральности или даже во Дворце Листьев. Где он взял скафандры? Из того же источника. Что он планирует теперь? Вряд ли что-нибудь определенное. Нат всегда предпочитал думать на ходу.

Город был беззвучен и прекрасен.

Стайка голубей, взлетавших с тротуара, образовала в воздухе нечто вроде лестницы. Нат взял одну из птиц, осторожно сложил ей крылья и засунул ее в карман случившегося рядом боггарта. Цепочкой бриллиантов повисли под выхлопом кондиционера сверкающие капельки воды. Нат собрал их штука за штукой, смял в единый водяной шарик размером с детский кулачок и засунул полицейскому под шлем. Выхватив из воздуха какую-то мошку он затолкал ее в ноздрю людоеда.

— Прямо как ребенок, — заметил Вилл.

— Знаю, знаю. Только что же мне делать? Как полноправный мастер Праведной и Почетной Гильдии Жуликов, Мошенников и Плутов, я несу определенные обязательства.

— Слушай, скажи мне одну вещь. Эта твоя гильдия — ты не являешься, случаем, ее основателем и единственным членом?

— Ну как же хорошо ты меня знаешь! — Рядом застыл богато одетый каменный тролль; Нат вытащил у него из кармана бумажник, задрал какой-то хулдре юбку и, весело фыркнув, засунул ей в чулок сотенную купюру. — Пусть поломает голову.

Затем он прошелся по улице, засовывая деньги в исподнее каждой сильфиды и гурии, попадавшейся на глаза. Когда бумажник опустел, он откинул его в сторону, и тот завис над мусорным баком, словно кожаная чайка.

— Слушай, — загорелся Вилл, — а ведь это же для нас прекрасная возможность. Чем растрачивать ее попусту, нам бы следовало выходить сейчас из банков с мешками золота. Ну, если хочешь, на благотворительность, но хоть сколько-то и для себя.

К его полному удивлению, Нат рассмеялся:

— Это не то, что делает настоящий мошенник. Не в его это духе. — Он понизил голос, словно сообщая что-то по секрету. — Нам нужно совсем не это.

— Так, значит, у нас есть какая-то цель.

— Абсолютно верно. Мы как взбивалка, взбивающая мир, без нас бы он застоялся и прокис. Каждая жизнь, которой мы сегодня коснулись, стала богаче и страньше.

— А вот этот кент, чьим бумажником ты распорядился, уж он-то точно не стал богаче.

— Думаешь? Нет, бесконечно богаче! Он застрял в колее и даже сам того не замечал. Он жил, засунув голову в этот несчастный бумажник, и был абсолютно слеп к чудесам мира. Сперва он будет убиваться по пропавшим деньгам, но уже вечером начнет размышлять, каким же он был идиотом, а утром будет наново переосмысливать жизнь.

— А эти юные особы?

— Когда девица находит у себя в трусах неизвестно откуда взявшуюся сотню, это для нее тревожный сигнал, и реакция ее очевидна — твердое волевое решение, что с этой разгульной жизнью надо кончать.

— А если она вполне добронравна? Если она не ведет никакой такой разгульной жизни?

— Тогда она может ее начать! — (Мимо прорычала полицейская машина, мучительно пробиравшаяся сквозь частокол застывшего уличного движения.) — Не мне увеличивать или уменьшать в нашем мире суммарное количество добродетели или порока — я могу лишь тормошить его, чтобы не залежался. Чтобы все мы не сдохли от тоскливой предсказуемости.