Женщины Девятой улицы. Том 2 - Мэри Габриэль

Тем летом американская культура мощно вторглась во Францию не только в изобразительном искусстве, но и в музыке, театре и танце. Это было частью широкого контрнаступления в рамках «холодной войны», призванного ослабить то, что воспринималось Вашингтоном как агрессивная пропаганда Москвы[2288]. «Американский художник, приехавший в Париж, не был ни изгнанником, ни человеком, лишившимся родины», — сказал живописец Пол Дженкинс, который жил в этом легендарном городе. Он пояснил:

Джоан в Париже оказалась в творческой компании, которая состояла в основном из американцев, собиравшихся в кафе кварталов Сен-Жермен и Монпарнас[2290]. Одним из самых важных для нее знакомств на первых порах была встреча с художницей Ширли Джаффе. Та в 1951 г., во время пребывания в Нью-Йорке, снимала угол в мастерской Майка. «Через Майка я тогда часто встречалась с Джоан Митчелл», — вспоминала Ширли 66 лет спустя в своем парижском доме. Однако она обратила внимание на работу Джоан еще до их личного знакомства, на выставке на Девятой улице. «Помнится, на той же экспозиции выставлялся Раушенберг. Это были два художника, которые особенно ярко выделялись на общем фоне»[2291]. Словом, Ширли ужасно хотелось представить Джоан друзьям, как только та появилась в Париже[2292]. Митчелл попыталась отказаться. По ее словам, она только что заселилась в отель «Монталамбер» и собирается ложиться спать. «Тогда Ширли сказала: “Нет, нет и нет! Я тут сижу в кафе на Сен-Жермен, и буду тебя ждать, пока ты не придешь”, — вспоминала потом Джоан. — И я отправилась туда и встретилась с… [художниками] Сэмом Фрэнсисом, а затем с [Норманом] Блюмом… А еще через пару дней я познакомилась с Солом Стейнбергом. В Париже тогда было много наших»[2293].

Сначала Джоан с ее взъерошенными волосами, без капли косметики, в кожаном пальто и эспадрильях, казалась застенчивой, скромной и настороженной[2294]. Остолбеневшая от робости, которую она всегда испытывала в компании малознакомых людей, художница чувствовала себя «ужасно уродливой»[2295]. В новой обстановке Митчелл не хватало уверенности, чтобы призвать себе на помощь пьяное нахальство или язвительные замечания, помогавшие ей самоутверждаться в Нью-Йорке. Друзья с Манхэттена, будь они здесь, не узнали бы недавно приехавшую в Париж Джоан. «Да, я изменилась, но этого пока недостаточно; возможно, я вообще никогда не стану другой в той степени, в какой хочу, — написала она Барни в июне. — Я живу со странным ощущением нереальности, будто скованная льдом… В любом случае я не то чтобы психую, но как-то немного сбита с толку»[2296].

Впрочем, Джоан довольно быстро оттаяла. Одними из первых важных для нее отношений, налаженных по прибытии в Париж, стала дружба с Сэмюэлом Беккетом. Свел их, без сомнения, Барни. Джоан писала бывшему мужу 23 мая: «Беккет звонил… он живет за городом, но на этой неделе приезжает в Париж. У него такой элегантный голос»[2297]. Творчество Беккета тронуло Джоан до глубины души с того момента, как Барни познакомил ее с ним. Способность писателя передать смысл несколькими тщательно подобранными словами — причем каждое из них, хоть и являющееся частью целого, нужно ценить в отдельности — очень напоминала подход Джоан к живописи[2298]. Она тоже расставляла акценты отдельными четкими и точными мазками.

По словам Барни, «взаимопонимание между Беккетом и Джоан было фантастическим»[2299]. Суровый ирландец был на 19 лет старше Митчелл, но очень уважал ее талант, наслаждался ее компанией (особенно ему нравилось играть с ней на бильярде) и высоко ценил ее немногословность (в трезвом состоянии)[2300]. (Джоан потом вспоминала, как Беккет говорил: «Незачем пачкать тишину словами»[2301].) А биограф Беккета Дейрдре Баир пишет:

Хотя Джоан говорила о своей любовной связи с Беккетом, их отношения были скорее платоническими[2303]. Однажды пара отправилась в отель, чтобы заняться сексом, но Сэмюэл потерял зубной протез, и большую часть времени они вместе его искали[2304]. В сущности, эту пару действительно связывала прочная и глубокая дружба, а не какая-то банальная интрижка.