Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь - Рафаэль Сабатини

Когда наступила ночь и взошла луна, де Берни пел свои песни, но слушали его только пираты, потому что майор с девушкой в это время были на корме. Его мягкий волнующий баритон разливался по всему кораблю.

– Клянусь честью, это просто неслыханно! – с отвращением проговорил майор. – Как он только может общаться с этими головорезами!

Однако смысл слов, произнесенных ему в ответ мисс Присциллой, так и остался для него загадкой:

– Ах! Все равно он поет лучше всех на свете!

В воскресенье корабли вошли в узкий пролив, разделяющий острова Альбукерке, и бросили якорь в широкой бухте в форме лагуны, в восточной части Мальдиты, самого северного из островов. По настоянию де Берни именно Мальдита была выбрана для ремонта «Черного лебедя».

Как и говорил француз, эта укромная бухта была надежно скрыта со всех сторон, и Личу пришлось признать, что лучшего места для стоянки было не сыскать. С юга в лагуну, имевшую форму груши, вел узкий проход, пролегавший между рифами, а с противоположной стороны над нею высилась остроконечная скала, сплошь поросшая кустарником, которая защищала ее от северных ветров. На скале, представлявшей собой удобное место для размещения пушек в случае, если бы возникла необходимость защищать вход в бухту, вили гнезда морские птицы. Однако Лич, ничего не смысливший в постройке оборонительных сооружений и тактике боя на суше, не обратил никакого внимания на очевидные преимущества этого места, а де Берни и не подумал их ему раскрывать. Дно лагуны у берега, протянувшегося полумесяцем от мыса до рифов, было почти пологим и неглубоким, так что якорь пришлось бросить в четырех-пяти кабельтовых от берега. Рядом со скалой в лагуну впадал довольно широкий для такого крохотного островка ручей. Сразу же за сверкающим серебром песчаным берегом, усеянным черепахами, которые, встревожившись от грохота якорных цепей, неуклюже направились к воде, зеленой стеной возвышались заросли пальм и стручкового перца. Горячий воздух благоухал всевозможными пряными ароматами. Островок, имевший всего лишь милю в ширину и не больше двух миль в длину, был сплошь покрыт самой разнообразной растительностью.

Не успели корабли бросить якоря рядом друг с другом, как Лич решил тотчас же приступить к делу. Шлюпки живо спустили на воду, и моряки отправились на берег рубить лес для постройки крепких плотов, с тем чтобы освободить «Черный лебедь» от лишнего груза. Эта работа заняла в общей сложности три дня, так что к вечеру третьего дня на корабле не осталось ничего, кроме мачт.

Как ни странно, но у пиратов дело спорилось. За работу они взялись с азартом школяров. Глядя, с каким упорством они, по горло в воде, влачили за собой тяжело груженные плоты и при этом еще беспечно хохотали и перешучивались, подобно обыкновенным мирным поденщикам, вряд ли можно было догадаться, что все они жестокие, кровожадные злодеи, мечтающие только о грабежах да разбое, которые наплевали и на свою жизнь, и на честь.

Когда наконец «Черный лебедь» можно было сажать на грунт, дождавшись отлива, вся его команда, двести пятьдесят человек, принялись строить на берегу лагерь. Они валили деревья, рубили колья, ставили палатки – вдали от лагуны и поближе к пресноводному ручью. Для капитана и офицеров они невероятно быстро построили просторную хижину и покрыли ее сверху пальмовыми листьями. Внутри развесили гамаки, расставили столы и стулья – все, что захватили с корабля. Покуда большая часть из них, подобно муравьям, усердно ставили лагерь, другие разводили костры и жарили черепашье мясо, благо в округе его было вдосталь.

На третий день утром – это было в среду, – когда начался прилив, на «Черном лебеде» стравили якорные цепи, якоря погрузили в шлюпки и принялись отбуксировывать корабль к берегу.

Сменяя друг друга, полуобнаженные люди, обливаясь потом под испепеляющими лучами солнца, что было сил налегали на лебедку. Под звуки монотонной песни они медленно крутили скрипевшую на все лады лебедку и привязывали канаты к росшим на берегу деревьям. Поначалу работа шла легко, так как песчаное дно лагуны поднималось к берегу под едва заметным уклоном. Потом, когда вода спала, пришлось остановиться и немного передохнуть; вслед за тем с нечеловеческими усилиями пираты вновь разом налегли на лебедку – и тяжелая работа была закончена.

День уже близился к вечеру, когда огромный корабль наконец прочно лег бортом на грунт, подставив солнцу свое днище, сплошь заросшее водорослями и ракушками.

Только тогда буканьеры позволили себе расслабиться и повеселиться. Два дня подряд они били баклуши, ожидая, пока палящее солнце подсушит днище и можно будет приступить к его очистке и ремонту.

Тем временем де Берни наслаждался покоем на борту «Кентавра», оставшегося стоять на якоре в бирюзовых водах лагуны. Вместе с ним все сладости земного бытия беспечно вкушали и его «домочадцы» – откуда им было знать, что Холлиуэл с Уоганом, как дальше увидит читатель, задумали подговорить Лича нарушить их идиллию?

Команда «Кентавра» состояла из сотни человек. Все они ежедневно отправлялись на берег и помогали остальным пиратам, а вечером возвращались на «Кентавр» к своим подвесным койкам. И когда на остров опускались чудесные, прохладные сумерки, несшие покой и умиротворение после жаркого, изнурительного рабочего дня, к ним присоединялся де Берни; подобно развеселому трубадуру, он забавлял их потешными историями и песнями, и это только усиливало раздражение майора Сэндза и злобу Холлиуэла и Уогана.

На другой день после того, как «Черный лебедь» был посажен на грунт, майор Сэндз, искавший, как обычно, повод оправдать перед мисс Присциллой свою неприязнь к французу, решил поговорить с ним.

Пробило восемь утра, трое наших героев находились в кают-компании; был с ними и Пьер, он угощался свежим черепашьим мясом и ямсом[94]– все это матросы накануне доставили для де Берни с берега. Кроме шести буканьеров, оставшихся нести вахту по приказу Лича, остальная команда сошла на берег, и на «Кентавре» воцарились тишина и покой. Начинался прилив, в иллюминаторы де Берни и его спутникам был виден обрамленный пальмами пустынный берег – все пираты отправились обедать в тени палаток.

Де Берни безропотно выслушал все, что наговорил ему майор, выразивший свое удивление по поводу того, как можно радоваться общению с гнусными мерзавцами, которых Лич отрядил на «Кентавр».

– Радоваться? – вместо ответа переспросил его де Берни.

Его лицо помрачнело больше, чем всегда.

– Кто из нас волен делать то, что ему по душе? Счастлив тот, кто способен извлекать настоящую радость из всего, что делает! Со мной, майор, такое случается нечасто, но, если вам подобное удается, что ж, могу вас с этим только поздравить.

– Что вы имеете в виду, сударь?

– Сказать по правде, большую часть всех наших дел мы делаем по необходимости: чтобы унять страдания, избежать неприятностей, спасти свою жизнь или заработать кусок хлеба. Разве не так?