Русь изначальная - Валентин Иванов

Византийскому полководцу не могла прийти в голову мысль, естественная в иные времена: он сам нес ответственность, посылая солдат для необычайного предприятия и ничего не подготовив, даже не назначив побольше начальствующих. К счастью, Неаполь безмятежно спал. Судьба осеняла спасительными крыльями полководцев империи!

После вспышки гнева Велизарий вспомнил о Енне и исаврах. Где они? Блуждают в акведуке? Ждут? Полководец приказал ипаспистам заменить трусов и идти вместе с Магном. Но беглецы успели осмелеть. Столпившись у лестниц, они не пускали других. Велизарий охотно отозвал ипаспистов. В опасном предприятии предпочтительней рисковать солдатами базилевса, чем своими. Теперь эти трусы пойдут лучше других.

Времени было потеряно много. Велизарию не терпелось, он не знал, куда себя девать. В тревоге он вспомнил о шуме, которым могут выдать себя солдаты. Вместе с Бессом Велизарий поспешил к крепостной башне, командовавшей над акведуком. Сейчас это место его испугало. Случайная мысль, которую суеверные люди принимают за предчувствие или за указание свыше.

Бесс, имея опыт командования готскими наемниками, владел и готской речью. Сначала его оклики вызвали лай собак. Затем чей-то голос спросил, в чем нуждается пьяный дурак, чешущий шелудивую шкуру о стены Неаполя. Бесс принялся болтать. Подталкиваемый Велизарием, он старался кричать погромче. В акведуке последний солдат уже стукнулся лбом о скалу, потихоньку проклиная того, кто долбил нору, а Велизарию все еще слышался топот ног в пустой трубе.

Бесс предлагал готам сдаться, обещая каждому по сто золотых монет, и землю, и рабынь, расхваливая женщин в выражениях, даже в ту эпоху избегавшихся писателями.

В ответ готы осыпали бранью Юстиниана и Велизария, близости которого они и не подозревали. Они тоже не стеснялись самых откровенных слов по адресу жен базилевса и его полководцев. Бесс лихо перекрикивал готов в солдатском состязании.

Восток начинал алеть, в небе проступала черная голова Везувия.

Сигнала труб все не было слышно.

Вернувшиеся конники Магна надавили на остановившихся исавров, вынуждая их двинуться вперед. Толчок докатился до Енна вместе с хорошей новостью, а исаврам, успевшим остыть за время вынужденного ожидания, ничего не оставалось, кроме движения вперед.

Латные черви – так чувствовали себя солдаты, смирившиеся с духотой, мраком и пылью.

Только необычайная мощность и тяжесть старого сооружения могла поглотить и погасить дробный топот четырехсот пар ног, лязг и голоса, которые раздавались все с большей непринужденностью.

Висящая на арках каменная кишка дракона казалась бесконечной и замкнутой. Темнота вызывала ощущение круга, в котором вращались, как в колесе. Иногда нога встречала какое-то отверстие, таинственную нору. Вероятный отвод в цистерну, в фонтан на площади или в дом богача, куда хорошо бы попасть поскорее. Но ход был узок, пригоден для пса, не для воина.

Если вся вода только так разбиралась в этом проклятом городе, то блуждание закончится тупиком. Никто не знал, что будет дальше. От страха злоба на неаполитанцев кружила солдатские головы кровавым хмелем. Только добраться до наглых горожан. При мысли о горожанах, которые сейчас нежились в кроватях, совсем близко, рукой подать, не будь камня, ярость сплеталась с похотью и выливалась в грязных словах.

Внезапно Енн увидел над собой звезды. Свежий воздух тек из пролома, более живительный, чем вода в пустыне. Напор унес командующего исаврами дальше. Он сопротивлялся, боясь повысить голос. С трудом удалось Енну добиться общей остановки и протолкаться назад. Здесь крыша акведука была разрушена, но до края зияющего отверстия не доставала рука. Как многое другое, такой выход из акведука никому и не снился. Не нашлось ни шеста, ни лесенки, ни даже веревки.

На спинах и на руках подняли первого попавшегося Енну солдата. Положительно, Судьба служила Велизарию. Старое масличное дерево изгибало толстый ствол рядом с проломом. Исавр соорудил из гибких веток подобие веревки. Ухватившись за них, Енн прыгнул в окно второго этажа какого-то дома, выходящее почти на крышу акведука. В углу комнаты горела лампадка перед иконой. Жалкая старуха, онемев от страха, стояла на коленях. Енн пригрозил мечом, и она зарылась в тряпье убогой постели. Вслед за Енном, прыгая в комнату старухи, солдаты гуськом потянулись вниз по лестнице с выщербленными ступенями. Дом стоял в запустении, с единственной жилицей – уличной нищенкой.

Небо уже бледнело в рассвете, когда переулок наполнился солдатами. Услышав тяжелый топот, слишком чуткий неаполитанец затыкал уши, чтобы смена караулов хоть во сне не напоминала ему об осаде.

Магн и Енн повели свои отряды наудачу. Никто после адской кишки не знал, где находится, где стены, где гавань. После нескольких поворотов Магн с величайшим облегчением заметил зубцы башни, торчавшие над крышами. Все равно, где это, какая часть города, только бы залезть на так долго не дававшиеся стены.

В лагере или в окрестностях Неаполя нашлись бы люди, знакомые с расположением городских улиц, но ни Велизарий, ни Константин Фракиец не подумали раздобыть проводников. И все же судьба благоволила ромеям…

Крепостные стены изнутри устраивались везде одинаково, с лестницами и подъемами, не изменявшимися тысячу лет. Когда солдаты забрались наверх, на стене властвовала сонная пустота. Готы и добровольцы горожане спали в башнях. Даже молоссы, привыкшие к виду и поступи воинов, слишком поздно опознали чужих.

В двух башнях ромеи перебили сонных защитников, прежде чем те успели опомниться. Солдаты кололи и резали безоружных с веселой яростью, вымещая тяготы путешествия в каменной трубе, свои страхи, свою трусость. Магн вспомнил о трубачах. Где они? Эге! Трубы! Громче! Громче!

Трубным звукам со стены ответили трубы из лагеря, трубы снизу, из-под стен.

Более не к чему было таиться. Утренние сумерки разорвались бурей окликов, приказов, призывов. Лестницы, подхваченные десятками солдат, надвигались на город, подобно исполинским сколопендрам.

Вскоре проклятия и ругань опоясали стены. Ни одна из лестниц не доставала до верха! Все они были изготовлены на глазок, без попытки точных измерений, по вдохновению начальников, привыкших давать меру шагам.

Пришлось связать лестницы по две и чем попало – ремнями, запасными тетивами луков, перевязями мечей, кое-как. Сделавшись слишком тяжелыми, лестницы прогибались, у некоторых рвались непрочные соединения.

Хотя Енн и Магн овладели двумя башнями, у готского гарнизона и у горожан нашлось бы достаточно времени, чтобы прийти в себя от неожиданности и организовать отпор. Чужие трубы на городских стенах прозвучали на рассвете. Но когда, наконец, византийские солдаты, обремененные доспехами, щитами, оружием, начали тяжело переваливаться на стены с неудобных лестниц, стоял полный день.

Готов и неаполитанцев охватила паника. Слишком большая уверенность сменилась пассивным упадком одних, отчаянием других. Ни одна из баллист, ни одна из катапульт не была приведена в действие отрядами горожан, которые распоряжались метательными орудиями – давней собственностью города. Прислуга немой артиллерии разбежалась, бросив пирамиды камней – грубо отесанных шаров, колоссальных кубов и яиц.