Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699 - Михаил Михайлович Богословский

как-де знают они, а я-де один погибаю ни в чем. И тот-де Ромашка ходил ли или не ходил, того он не знает, потому что с ним после не видался». Просидев в приказе дня с два, он был освобожден и послан в Брянск, но с дороги взят вновь к Москве, пытан и затем с товарищами своими Петрушкою Наумовым и Лифанкою Васильевым сосланы в Сибирь в Тобольск, откуда теперь и привезены. Письма у Тумы он никакого не видал и о предполагаемом бунте ничего не слыхал. Он получил на пытке 30 ударов кнутом. Племянник Тумы Андрюшка Сергеев Фуфай показывал, что в Москве с Тумою он не видался, и у двора князя И. Б. Троекурова не был, про намерение стрельцов четырех полков бунтовать не знал. Шестеро стрельцов Чубарова полка о письме, принесенном Ваською Тумою из Девичьего монастыря, о передаче его Мишке Обросимову, о чтении его Артюшкою Масловым отозвались неведением, о том, что государя за морем не стало и что бояре хотели удушить царевича, ни от кого не слыхали[992].

25 января в том же застенке князя Ф. Ю. Ромодановского были пытаны Иванова полку Черного пятисотный Матюшка Бурнашев и семеро пятидесятников Федорова полку Колзакова. Несмотря на значительное число ударов кнутом — 25 и 30, а для некоторых и на жжение огнем, большинство их упорно запиралось и отвечало неведением на вопросы, заключавшиеся в статьях. Пятисотный Матюшка Бурнашев о приносе письма и о его чтении отозвался неведением, потому что был болен и к Москве ехал больным же. С полковником своим он не ушел из страха, потому что в полках учреждены были караулы. Трое пятидесятников: Пронька Кузьмин, Федька Степанов, Митька Елисеев — объяснили, что шли к Москве «простотою своею», не имея никакого умысла, про письмо и про составную челобитную не слыхали. Пятидесятники Ивашка Волосатый и Тимошка Давыдов сказали, что с Лук Великих шли с своею братьею вместе, а для чего шли — не ведают, последний — потому, что был приставлен у полковой казны. Пятидесятник Афонька Прасолов сказал, что к Москве шел «за страхом», подбивал стрельцов идти к Москве стрелец Бориска Проскуряков, говоря: пришед-де к Москве, я-де ухожу бояр Тихона Никитича Стрешнева, князь Ивана Борисовича Троекурова. Он, Афонька, когда стрельцы стали обираться в Москву, унимал свою братью и говорил: к Москве-де им итить не за чем, быть там всем кажненным. Он ходил унимать стрельцов в чужой Чубаров полк, и эти его попытки действительно были подтверждены здесь же в застенке его полковником Федором Колзаковым, а также приставом Чубарова полка Ефимом Краевым. Чтения письма на Двине Артюшкой Масловым он не слыхал, но про челобитную, составленную Васькой Зориным, слышал. Из полка уйти ему было невозможно, потому что стрельцы стали их «присматривать, чтоб никто из них из обозу не ушел; а буде кто побежит, и тех колоть копьи. И он, боясь такого страху, и не ушел». Тут же, вероятно, около застенка, Афонька Прасолов, смотря на 24 человек малолетних стрельцов, которым было учинено наказанье еще у Воскресенского монастыря, оговорил одного из них, Микитку Голыгина, сказав, что этот малолетний стрелец на пути, когда они проходили около вотчины стольника Ивана Родионовича Стрешнева, неизвестно за что побранившись с крестьянами той вотчины, говорил им: «Дай-де мне притить к Москве, то-де я и с боярина вашего голову сорву!» и за эти слова он будто бы по жалобе крестьян был бит по приговору всего полка дубинками. Голыгин этот оговор отвергал, брани у него с крестьянами никакой не было, слов таких он не говорил, крестьяне на него извета не подавали и дубинками он бит не был — затеял на него Афонька те слова напрасно. Полную повинную принес на этом розыске один только пятидесятник Сережка Силуянов, признавший, что они, стрельцы, к Москве шли для бунта, хотели стать на Девичьем поле, звать царевну Софью по-прежнему в правительство и т. д.[993]

Так же как на сентябрьском и октябрьском розысках, некоторые стрельцы подвергались повторным пыткам. Эти повторные пытки производились 27 января. Из 18 стрельцов, допрошенных в застенке князя Ф. Ю. Ромодановского по первому разу 23 и 25 января, 8 человек были пытаны второй раз 27-го, в том числе головнинцы Ивашка Чурин, Васька Косарев, пятидесятники Колзакова полка Митька Елисеев, Пронька Кузьмин, Федька Степанов, Ивашко Волосатый, Тимошка Давыдов, Афонька Прасолов. К прежним своим показаниям Ивашка Чурин с 8 ударов сделал теперь следующие существенные добавления: стрелецкого сына Ромашку Елфимова он, будучи задержан в Стрелецком приказе, посылал за стрельцами, чтоб шли в город не только для того, чтобы его выручить, но и для того, чтобы «спрашивать», т. е. потребовать отчета у князя И. Б. Троекурова в том, кто у них убавил хлебное жалованье; в полку у них носилось, что убавил у них хлебное жалованье боярин Т. Н. Стрешнев по своей воле. Мысль у них, стрельцов, была такая, чтоб вывесть бояр всех и побить за то, что отменили шедшее им хлебное жалованье. Васька Тума у Арбатских ворот ему говорил: «Идем-де мы к боярину ко князю Ивану Борисовичу бить челом о том, кто у них хлебное жалованье отнял, и чтоб то хлебное жалованье дать им по прежнему и, буде он в том откажет, и им ему говорить, чтоб дал им сроку на два дня. А буде того хлеба им давать не станут, и мы-де в понедельник или, кончая во вторник, их, бояр, выведем всех и побьем». Имели мысль и на Луки полки свои посылать, чтоб они к ним приехали «для того убийства на помощь, а та-де дума была у них у всех». Васька Косарев и Левка Денисов подтвердили, что разговоры о боярине Т. Н. Стрешневе, что он отнял хлебное жалованье, шли у всех стрельцов, прибегавших в Москву весной 1698 г. Из пятидесятников одни остались при своих прежних речах, данных на первой пытке, другие делали некоторые добавления в сторону сознания. Так, Митька Елисеев с 25 ударов «говорил прежние свои речи». Пронька Кузьмин до пытки сознался, что шел с своей братьей для бунта и готов был в Москве сделать то же, что и другие стрельцы. Федька Степанов показал, что, когда к мятежным полкам приехал генерал Гордон их уговаривать, он, Федька, перешел к нему. Пятидесятник Ивашко Волосатый говорил прежние речи. Были вызваны его уличать известные главари Артюшка Маслов и Васька Зорин, показывавшие, что он шел в Москву для бунта и вел полк, будучи в полку наказным приставом, дорогой делал стрельцам смотры и раздавал им порох и