Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов

– Турки на мир согласились?! Ты будешь со мной теперь рядом?! – Жена вскочила с кровати, озаренная радостью. Ее нагое прекрасное тело снова вызвало у Петра острый приступ желания, такой, что с трудом сглотнул.

– Румянцев их сейчас до кондиции доводит. Прутского побоища им за глаза хватило, как и горящего Константинополя. Да и с Греции их Репнин выпихнул. Торгуются пока, но и мы уперлись. Хотя Грецию придется отдать, но взамен вытребовали право покровительства над всеми христианами. Так что повод для новой войны теперь уже нам искать не придется!

– Всю отдать? А как же Проливы? – охнула Като. Петр усмехнулся, над женщиной сейчас взяла верх императрица.

– Морея за нами остается, как и изрядная часть островов Архипелага, а потому форты в проливах нам не нужны. Мы их сами за глотку возьмем, если османы препятствия нашим судам чинить начнут. Вот так-то!

– А как с Крымом?

– Убиваются, что татары нам присягнули. Те, кто успел. Казаки сама знаешь что натворили. Но мы ни при чем – Дон мне номинальный вассал, как прежде Крым султану!

Супруги дружно засмеялись, и, утерев слезинки, Като спрыгнула с кровати, подошла к креслу и встала перед ним на колени. И с такой брызжущей из глаз любовью посмотрела, что Петр остолбенел. Такой он еще не видел жену – горячая в постели, она в постоянном общении была с ним чуть холодновата и никогда так на него не смотрела.

– Спасибо тебе, моя любовь!

– Это же мой долг!

– Не за то! За Ванюшу спасибо, что к отцу на Аляску ты отправил. Я ему письма и подарки уже отослала… – Ладони жены ласкали его бедра, но осторожно, словно женщина чего-то боялась.

– Это твоя кровинушка, Като, и я обязан был ее сберечь! – Петр погладил жену по голове. – С отцом ему будет лучше, станет настоящим Орловым. А наши дети с нами…

– Так будет лучше, я это сама понимаю… – тихо проговорила Като и неожиданно так сдавила ему кожу, что он чуть не вскрикнул. – Но прошу об одном – я хочу нарожать тебе сыновей. А где я их возьму, если тебя дома год не было? Но зато уже не сбежишь, я тебя никуда не отпущу!

Жена стала исступленно целовать его грязное тело, крепко прижавшись, а он не стал сдерживаться в ответ – это была его женщина, и телом, и мыслями, и делами, а теперь и душой…

Бургас

– Государь-батюшка! Время терять нельзя. Пора настала!

Маленький худощавый фельдмаршал, о чем свидетельствовали густые эполеты, в чашке которых отливали золотом перекрещенные жезлы, задорно тряхнул седым хохолком.

– Неугомонный ты, Александр Васильевич! Сколько лет тебя знаю, а все торопишься. Не навоевался еще?

– Так Царьград впереди, батюшка. Промешкаю, а флотские ухари у меня его и вырвут. Или Бонапартов, ушлый больно! Нет, государь, пора!

– Пора так пора. Отдавай приказы, я теперь тебе больше не начальство, фельдмаршал. – Император притворно вздохнул, пожав плечами, и искоса глянул на раскрасневшееся от возбуждения лицо Суворова.

Старик его поражал вот уже тридцать пять лет со времени первого знакомства. Действительно – полководца такого калибра русская армия никогда не имела: ни до этого дня, ни после. И в советской тоже не было, ибо главная заповедь наводящего на турок суеверный ужас «Топал-паши» такова – воюй не числом, а умением!

– Разреши идти, ваше императорское величество?!

– А что так по ранжиру спрашиваешь, Александр Васильевич?

– А чтоб ты передумать не успел, батюшка, – Суворов лукаво улыбнулся в ответ.

Петр только пожал плечами – хитер фельдмаршал, палец в рот не клади. Авангард под командованием князя Багратиона уже сутки на марше, главные силы с утра на юг пошли – Суворов хоть в городе пока здесь с ним, но свою армию всячески поторапливает, тем паче главные силы османов разгромлены, и султан собирает разбежавшиеся остатки у Константинополя.

И спешка объяснима – флот адмирала Ушакова из Севастополя вышел, сегодня-завтра будет здесь, в Болгарии, что на верность российскому императору уже присягнула.

Отсюда рывок будет сделан на Босфор, с высадкой десанта гвардии и морской пехоты в Проливах. Тем более на Галлипольском полуострове бригада генерала Бонапарта и эскадра контр-адмирала Сенявина турок наголову разгромила и оттуда на столицу тоже идти начинает.

Этому лихому корсиканцу и молодому моряку тоже лавры освободителей Царьграда покоя не дают, куда уж там спать. Желающих много, только главный приз один – вот старый фельдмаршал и спешит всячески, да своих и без того ретивых генералов поторапливает, хотя те и так вперед борзо рвутся.

– Не передумаю, но и ты… Смотри за моим младшим сыном, горяч он больно. Тебе одному доверяю…

– Не сомневайся, батюшка, присмотрю. А ты себя береги, не верю я корабликам этим.

– Поберегу, – отозвался император и тоже поднялся с раскладного походного стульчика, подошел к фельдмаршалу, посмотрел тому прямо в глаза – они были почти одного роста, ну, может, полководец на ноготок ниже.

– Ну, с Богом, Александр Васильевич. – Они раскрыли друг другу объятия, сжав руки на спинах. Трижды, по русскому обычаю, расцеловались.

И все – больше слов было не нужно, и фельдмаршал своей знаменитой походкой, чуть прихрамывая, стремительно вышел из комнаты.

Именно эта еле видимая хромота и стала для турок главной приметой, и со страхом нарекли они Суворова «Хромым пашой».

– Бог ты мой, а ведь тридцать пять лет прошло, – прошептал император, медленно пройдясь по шатру. Остановился, подумал немного и усмехнулся, добавив шепотом: – Без двух недель. Кто бы знал…

Петр Федорович усмехнулся – все эти долгие годы он не только сидел на престоле самой большой и процветающей империи мира, но и был монархом. Вернее, стал им, хотя поначалу ему казалось, что он играет в студенческом спектакле какую-то чересчур затянувшуюся роль.

– Сходил за водочкой, – усмехнулся император, вспомнив, как в далеком отсюда 1992 году он, тогда молодой студент исторического факультета, отправился в рождественский вечер отоварить карточки, дабы опохмелить своих страждущих собратьев, почитателей музы Клио. Не удалось…

Точнее, водку в комнату он передал, но сорвался с водосточной трубы и угодил прямо в канализационный коллектор, с которого предприимчивые людишки уволокли люк. И темнота в глазах, вспышка – это все, что он увидел в последний миг т о й жизни.

– Мистика, – прошептал Петр, припомнив, как за полчаса до падения он встретил ведьму, или как ее там – прорицательницу, что ли. И та ему еще семьдесят лет жизни напророчила, и как в том фильме: «Царем будешь!».

Императором-то он стал, угодив в тело Петра III Федоровича, по совместительству герцога Голштинского, но в Смутное время.