Библия актерского мастерства. Уникальное собрание тренингов по методикам величайших режиссеров - Эльвира Сарабьян

Известный режиссер музыкального театра Б. Покровский рассказал мне однажды, как он вошел на оркестровую репетицию «Евгения Онегина» и услышал, что знаменитый вальс в сцене ларинского бала звучит непривычно – неожиданно иронически. После репетиции он спросил у дирижера, как возникло такое своеобразное звучание? И тот объяснил, что во всех спектаклях в этом месте были приглушены ударные, отчего вальс делался лирическим. Когда же оркестр сыграл его так, как написано в партитуре Чайковского, вальс зазвучал громко и иронично, и – бал сразу стал провинциальным, а не балом «вообще», как это обычно бывает. Вот и нам надо прежде всего читать «партитуру» автора – оригинальную пьесу, а не чужой режиссерский ее экземпляр, где «приглушены ударные». С собственного отношения к первоисточнику и начинаются режиссерские открытия, но обнаружить их можно только изнутри пьесы, а не извне. [6]

В авторских ремарках зачастую кроется главный тон сценической атмосферы.

А. М. Володин.

Пять вечеров.

Четвертый вечер

Вешалка, сундучок (из тех, что стоят в прихожей.) Звонит телефон. В накинутом на плечи пиджаке выходит Ильин, снял трубку.

Ильин. Да… Ленинград… Тимофеева?.. Сейчас. Миха, тебя. Эй, телефон!

Из комнаты выходит Тимофеев, всклокоченный, хмурый человек в пижаме. Хочет взять трубку, но в это время позвонили в дверь.

Тимофеев. Кто там?

Голос Тамары. Извиняюсь. Тимофеев Михаил здесь живет?

Тимофеев. Здесь.

Ильин панически замотал головой и замахал руками, опустил трубку на рычаг и пошел в комнату, от двери шепнув: «Меня здесь нет». Тимофеев открыл дверь. Вошла Тамара.

Тамара. Простите, не знаю вашего отчества. Я так поздно… Но бывает – приходится… Я хотела у вас справиться насчет Ильина, Александра Петровича.

Тимофеев (неопределенно). Александра Петровича?

Тамара (очень вежливо). Вы с ним в институте учились.

Тимофеев. Ах, Сашка! Да, учился. Он что, сейчас вам нужен? Немедленно?

Тамара. Нет, зачем же! Я только хотела спросить. Извините, что так поздно.

Тимофеев (посмотрел на часы, поднес куху, потряс). Вчера починил, сегодня стоят.

Тамара. У нас часто так бывает, починят…

Тимофеев. Что?

Тамара. Говорю: починят, а как часы идут – это их не интересует.

Тимофеев (передернулся). Не топят, черти. Посидите, накину что-нибудь.

Тимофеев исчез. Тамара присела на сундучок. Некоторое время сидит одна, чопорная от неловкости. Тихо, по-ночному, из репродуктора звучит музыка.

Тимофеев, утепленный, вошел снова. (Сухо.) Ну, что вам?

Тамара. Я хотела спросить насчет Ильина. Не знаете, где он сейчас?

Тимофеев (быстро). Ну, был он у меня, заходил.

Тамара. Когда?

Тимофеев. Число не записал, дней, может, десять…

Тамара. А он не обещал к вам прийти?

Тимофеев. Не обещал.

Тамара. И адрес не оставил?

Тимофеев. И адрес не оставил.

Тамара. Хм. Называется, друзья. Как же вы встретились и ничего не спросили… (Направляется к выходу. Но у двери повернулась.}

Тимофеев. Ну, я его спрашивал, как, что, он меня спрашивал, что как…

Тамара (вернулась). Ну, и как же у вас, что?

Тимофеев. Вот, приехал в командировку, остановился у родичей. Так что вы меня случайно застали. (Телефонный звонок.) Да!.. Тимофеев слушает… Подгорск? Алло! Где же ваш Подгорск?.. Да никто не вешает трубку!.. Жду, жду…

Тамара. Значит, вы тоже на Подгорском комбинате работаете?

Тимофеев (струбкой). Я тоже. А кто еще?