Кисельные берега - Анна Осьмак

кроме ещё разве что капитана, кому на «Сигизмунда Великолепного» и его пассажиров было глубоко начхать.

… Цзудухэ не развеял чёрные слухи. Напротив.

«Всё так и было, - подтвердил местный градоначальник, к которому с визитом и дарами нагрянул северный купец. – Удивительным хамлом оказался наследник чужеземного короля. Добрые сяньцы потрясены случившимся. И восхищены терпением и благородством нашего наигуманнейшего императора, отпустившего юную жену принца домой невозбранно. Сие деяние достойно быть увековеченным в хрониках. Я уже подал ходатайство об этом в государственный архив…»

Градоначальник потряс шкуркой соболя, полюбовался игрой солнца на блестящем, искусно выделанном мехе и, понизив голос, доверительно сообщил гостю:

«Хотя, по моему скромному разумению, зря её отпустили. Опрометчиво это. Не к добру. Не проходят для молодого, неокрепшего и несформировавшегося разума подобные потрясения бесследно. Помяните слово пожившего на свете старика…»

… Убедившись в непоправимости случившегося, Медведь помрачнел, замкнулся в себе. Кире на её вопросы отвечал односложно и невпопад. Да и вообще будто не замечал её.

«О чём он думает? – мучалась влюблённая девица. – Беспокоится о ней? Примеривает на себя её страдания? Опасается, как пережитое отразится на свежести розовых щёчек и на восприимчивости и без того скудного разума? А, может, взвешивает свои нынешние шансы?»

Устав от сомнений, Кира забилась в каюту на «Возке» и весь первый день отплытия из Цзудухэ прохлюпала носом. Даже не вышла с Синьбао проститься.

«А не пошёл бы он! – подумалось с неожиданной яростью. – Кто он такой, чтобы я расшаркивалась перед ним и фальшиво улыбалась из ложной вежливости? Утырок, дважды меня предавший? Пусть катится, козлина, на все четыре стороны! Не сказала я ему и не скажу ничего про деревню крылатых – пусть утрётся!»

Эта маленькая месть доставляла ей тем большее удовлетворение, чем дольше капитан «Стремительного Дракона» топтался на палубе «Возка», захаживая кругами у двери её каюты: надеялся, небось, до последнего, что Кира расщедрится и укажет ему в припадке всепрощения дорогу к вожделенному местечку, затерянному посреди огромной Страны Слонов.

Но Кира не расщедрилась.

«Скажи ему, - заявила она Зареме, когда та в очередной раз, закатывая глаза, явилась к ней передать жалобные намёки Синьбао на взаимодействие, - что я не святая пустынница, чтобы угождать одолжениями в обмен на подлости. Мне это органически претит».

С тем вышеградские струги и отчалили, оставляя на причале, среди пасмурного ветреного дня несгибаемую фигурку знаменитого мореплавателя в широких пёстрых шароварах, подпоясанных кумачовым кушаком…

Следом за Никанорычевым флагманом отвалился от пристани «Орлик» с Медведем на борту в качестве охраны и, по совместительству, в качестве сменщика рулевого. С тех пор и до самого Колбаскова Кира могла наблюдать знакомую стать возлюбленного только иногда и только издалека. А уж словом перемолвится и вовсе не удавалось: дорога выдалась спокойной, охране не пришлось беспокоиться, бегать для переговоров к Никанорычу. И для пустой болтовни времени не находилось – струги торопились что было мочи. Команды выбивались из сил, сменяя друг друга на вёслах в стылое осеннее безветрие. Даже сам хозяин с Силантием не брезговали работой гребцов – близился к концу ноябрь, а с ним и речной судоходный сезон.

Никанорыч не уставал ежедневно причитать о неминуемой зимовке на чужих, негостеприимных – хорошо, если хотя б не разбойных! – берегах.

Но ему, как обычно, свезло.

Ничего удивительного в этом Кира не углядела. Люди невезучие, считала она торговлей и дальними опасными вояжами с крупными прибылями не занимаются. А если и занимаются, то недолго: как раз до первой и последней встречи с разбойничьими челнами или до первой партии испорченного товара.

А Никанорыч всю жизнь куролесит по миру – и хоть бы хны! Ни разу банкротом не объявлялся. В шелка да в жемчуга дочерей наряжает, дворню вниманием не обижает, на богоугодные заведения жертвует, посадника прикармливает. На всё ему серебра достаёт. Небось и на чёрный день не один клад прикопан.

Вот и теперь, несмотря на столь позднее возвращение, Великая его пропустила аж до самого Колбаскова. Удача беспримерная. Купец, скорее всего, это осознаёт и ценит, но, боясь сглазить, жалится и прибедняется постоянно.

…Пока струг причаливал, Кира собирала своё скромное имущество в узелок.

- Где остановишься? – поинтересовалась Зарема, увязывая свой, гораздо более увесистый и пузатый.

Было в нём место для цветных шалей, вышитых шёлком туфелек, меховых безрукавок и самоцветных бус, накупленных влюблённым купцом на рынках Эль-Муралы и Цзудухэ.

- Как это где? – удивилась её непристроенная и неустроенная подружка. – Странный вопрос. Там же, где и ты, на Никанорычевой фатере. Скажешь ему, что ты меня уговорила.

Она выцепила из-под руки Заремы яркую бирюзу и навесила себе на шею.

- Я поносить! – остановила она возмущенное восклицание. – Ты же не против поделиться просыпавшимися на тебя благами с той несчастной, которая пристроила беглую наложницу к лучшей жизни?

Зарема усмехнулась, но спорить не стала.

------------------------------

Порфирий Никанорыч снял квартиру над галантерейной лавкой по узкой мощёной улочке, неподалёку от королевского дворца. Здесь он разместил девиц, Силантия, Сырника и нанятую в Колбаскове прислугу. Команда получила расчёт и позволение добираться до родных краёв самостоятельно. Кому невтерпёж. А кому терпит, тот может дождаться санного пути и помочь благодетелю с обозом – в накладе не останется. То же предложение, на ужине в тесном семейном кругу, прозвучало и в адрес Медведя.

Медведь отмолчался.

Но Никанорычу, человеку деловому, требовалось знать наверняка. Поэтому, когда в конце трапезы подали кофий, купец к разговору вернулся:

- Что решил-от? – осведомился он. – Знать мне надобно – нанимать охрану для обоза али ты останешься да самолично сим займёшьси?

- Не знаю что и ответить тебе, Порфирий Никанорыч, - с неохотой признался страж. - Должно, останусь пока… Но как после… Может статься, до санного пути и не добуду здеся…

Киру аж затрясло от негодования:

- Чего пристал к нему, Порфирий Никанорыч? – проговорила она дрожащим от переполнявших её эмоций голосом. – Не знает он! Как наведается во дворец, прощупает почву вокруг юной вдовы, тогда и определится! Неужель не понятно?..

- Зачем ты… - нахмурился Медведь.

- А что? – Кира подпрыгнула на своём стуле. – Что? Я где-то ошиблась? Ты разве не собираешься с нами во дворец