Сержант милиции. Обрывистые берега - Иван Георгиевич Лазутин

— Хоть этим хочешь смягчить гнев отца?

Яновский молча пожал плечами, вместо ответа потер ладонями и отрешенно махнул рукой. Оксана передала ему разговор с отцом и его желание поговорить с каждым в отдельности.

— Чем мне оправдываться? — Яновский умоляюще глядел на Оксану. — Ведь если он захочет — он из меня сделает мокрое место в науке.

— У тебя есть единственный путь к спасению, — твердо сказала Оксана и закурила. Пальцы рук ее крупно дрожали: от выпитого вина, от бурной ночи и от волнения.

— Какой?!. Подскажи!.. Ведь я люблю тебя.

— Вот об этом ты ему и скажи.

— И еще что? — пересохшими губами проговорил Яновский, готовый в эту минуту на все.

— А еще скажи, что ты сделал мне предложение, что ты хочешь на мне жениться, и что я согласна за тебя выйти замуж, и что мы решили с тобой об этом заявить ему и маме, как только они вернутся с юга.

— Но это же правда, Оксана!.. Мы же и без этого решили. Ведь всё так.

— Вот и хорошо, что всё так. Только возьми себя в руки и будь мужчиной. Вчера вечером и ночью ты был Тарзаном, а сейчас — посмотри в зеркало, на кого ты походишь. — И, как бы опасаясь его трусости и страха, предупредила: — Только не вздумай рассказать отцу о том, что жена твоя с инфарктом лежит в больнице, что твой пасынок сидит в тюрьме под следствием. Он это расценит как твой побег от трудностей, как предательство. Я знаю своего отца. Ты меня понял?

— Понял…

— Ступай умойся и побрейся. У тебя вид — на море и обратно.

— Я не могу туда выйти, я боюсь его, — дрожащим голосом проговорил Яновский.

— А ты действительно сейчас жалок, — брезгливо сказала Оксана. — Возьми себя в руки! Пойдем, я провожу тебя в ванную.

Как и распорядился Гордей Каллистратович, ровно через полчаса Оксана вошла в его кабинет и с опущенными к полу глазами подошла к тахте, на которой, заложив руки за голову, лежал отец. Он сделал вид, что не заметил дочь. Оксана присела в кресло, стоявшее рядом с тахтой.

— Папа, я пришла, как ты велел, — еле слышно проговорила она. Оксана знала, что любовь отца к ней безгранична, что он простит ей, как прощал раньше и не такие грехи. Но для того чтобы успокоить его и привести в состояние душевного равновесия, она всем своим видом старалась выразить в эту минуту любовь, покорность и готовность сделать для отца все, что он потребует.

— Я никогда не только не говорил тебе, но даже виду не подавал, что мне известна причина твоего разрыва с мужем. Я щадил тебя и берег тебя. Я не хотел, чтобы в глазах моих ты упала до той грани безнравственности, за которой самая нежная родительская любовь иногда перерастает во враждебность. Ведь ты так виновата перед Дмитрием!.. И узнал я об этом не от него. Он до конца остался благороднейшим человеком. Подробности вашего развода мать твоего бывшего мужа рассказала твоей матери. А от нее обо всем узнал я.

Оксана поднесла к глазам платок и всхлипнула.

— Зачем все это ворошить, папа?.. Я готова пожертвовать многим, чтобы искупить свою вину перед Дмитрием, но теперь это невозможно.

— Скажи, когда мой аспирант стал твоим любовником? — в упор спросил отец.

— У нас, папа, не так, как ты думаешь, начали складываться отношения.

— А как же?

— Первое время наши встречи проходили в стенах театров, музеев, кафе… Потом…

— Что потом? — не дождавшись, когда дочь скажет, что было потом, спросил отец.

— Потом Альберт признался, что любит меня, что он очень хочет, чтобы я была его женой, что он любит всю нашу семью: тебя, маму, бабушку… У нас все ему нравится, все ему у нас мило.

— Но он же женат, твой рыцарь, — язвительно сказал Гордей Каллистратович.

— Они уже подали на развод, — солгала Оксана.

— Причины развода? — как на допросе, официальным тоном спросил отец.

— Их очень много, папа. Главная из них: жена его старше Альберта на двенадцать лет. И второе — у него с ней почти ежедневно конфликты из–за ее сына. Расстаться решили по–мирному, обоюдно.

— Пока убедительно, если это — правда. — И, помолчав, спросил с подчеркнутой иронией: — Значит, ему нравится вся наша семья?

— Очень, папа!.. Он говорил мне об этом при наших первых встречах.

Гордей Каллистратович ухмыльнулся.

— Золотая мечта безлошадного мужика всегда была одна — иметь лошадь. Хорошую лошадь! Твой Альберт пока безлошадная голытьба.

— Зачем так резко, папа? — Оксана метнула на отца колючий взгляд.

Гордей Каллистратович энергично поднялся с дивана и, заложив руки за спину, стал ходить по кабинету.

— А затем, что все в мире относительно. Затем, что я вот сейчас лежал и сравнивал, как я начинал свою жизнь в столице и как твой милый друг и мой аспирант, рожденный в сорочке, идет под парусами попутного ветра. — Гордей Каллистратович распахнул створки окна. — Вот этот сад, этот розарий, эта дача, где ты при зажженных свечах распиваешь дорогие вина, — все это отец твой наживал горбом, трудом, воздержанием!.. А он, твой Альберт, женившись на тебе, попадает как сыр в масло. А как же?!. Тесть — доктор наук, заведует кафедрой, баллотируется в членкоры, приглашен заведовать сектором в Академии педагогических наук. Может быть, под крылом такого тестя и сам после защиты пробьется работать в академию. Это ты об этом не думаешь, a он, я уверяю тебя, думает. Да как еще думает!..

— А разве это плохо, если он об этом думает? — виновато спросила Оксана.

Гордей Каллистратович растерялся: в эту минуту он не знал — плохо это или хорошо. А поэтому ответил неопределенно:

— Я не о том, что плохо и что хорошо. Я другое имел в виду.

— Что ты имел в виду, папа?

— Если твоим Альбертом руководит искренняя любовь, а не расчет, то я, может быть, благословил бы вас. Но если, не дай бог, я почувствую, что им управляют рычаги и пружины голого расчета, то пусть он знает: рано или поздно его карьера попадет под мою власть, как под асфальтовый каток. —