Мое сердце - Бертрис Смолл

— Бель-Флер, сир, — ответила Велвет.

— И он ваш?

— Он принадлежит моим родителям.

— А, — сказал Генрих, — вы приехали навестить своих родителей?

— Мои родители живут в Англии, сир.

— Ваш муж в Шотландии, родители в Англии, а вы, мадам, здесь, во Франции. Я что-то ничего не понимаю. Велвет рассмеялась, видя его недоумение.

— А совсем не обязательно, чтобы вы понимали, сир. Вы даже не знаете меня.

— Любовник! — воскликнул король. — Вы приехали сюда, чтобы побыть с вашим любовником!

— У меня нет любовника, сир. Я добропорядочная замужняя женщина, уверяю вас.

Положение становилось весьма щекотливым. Велвет совсем не улыбалось объяснять королю Франции, который был союзником короля Шотландии, почему она очутилась здесь, во Франции. Генрих Наваррский абсолютно несносный человек! И чего он к ней прицепился? Теперь ей придется что-то врать, ведь иначе он никогда не отстанет.

— Я приехала во Францию подлечиться, сир, — сказала она. — Зимы в Шотландии очень суровые, а так как в прошлом году я болела, то мой муж, опасаясь за мое здоровье, настоял, чтобы я провела эту зиму здесь, в Бель-Флер. Он приедет ко мне, как только сможет.

— Значит, сейчас вы одна, дорогая?

— Со мной мои слуги, сир, а мои дедушка и бабушка живут неподалеку, — сдержанно ответила она, надеясь, что упоминание о семье заставит его отправиться восвояси.

— Знаете ли вы, что у вас глаза цвета папоротника, который можно найти только в самой чаще леса? — спросил король. Велвет вспыхнула.

— О, эти золотые пряди в ваших каштановых волосах, которые блестят, как шелк. — Он протянул руку и пальцем погладил одну такую прядь. — Они и на ощупь такие же мягкие, как шелк, дорогая.

Велвет вдруг почувствовала себя загипнотизированной напористым, пьянящим голосом Генриха Наваррского, а его темные карие глаза держали ее как бы в плену, ни на секунду не отпуская. Ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы сбросить это наваждение, и она сказала:

— Ваше величество могли бы напомнить обо мне королеве Марго, моей крестной матери.

Король на мгновение ослабил свой натиск.

— Моя жена — ваша крестная мать? — удивился он.

— Да, сир. Королева Марго и моя собственная королева, добрая Бесс.

— Я не так часто вижусь с женой, — сказал король. Потом он улыбнулся ей:

— Ваш рот создан для поцелуев, мадам Гордон. — И с этими словами попытался заключить ее в объятия.

— Сир! — Ладони Велвет уперлись в кожаный камзол короля. — Я верная жена своего мужа.

— Верность, — сказал король, — очень ценное качество в женщине. — И он поцеловал ее. Этот поцелуй говорил о богатом опыте.

Некоторое время Велвет не знала, что ей делать: обидеться, почувствовать себя польщенной или просто рассердиться? Во всей Европе не было женщины, которая не знала бы о репутации французского короля как великого распутника. Он был мужчиной, в котором женщины находили какое-то особое очарование. Она тоже не считала его объятия неприятными, но она жена Алекса Гордона, и она любит своего мужа. И все-таки очень интересно, когда тебя целует другой мужчина.

Приняв ее благодушие за согласие, Генрих нежно заставил Велвет раздвинуть губы и нашел своим языком ее язычок, успев одновременно спустить ей с плеч блузку, после чего он начал ласкать ее полные и крепкие груди. Эта наглость подтолкнула Велвет к действиям. Собрав все силы, она вырвалась из объятий короля и закатила Генриху Наваррскому пощечину.

— Сир! Я смертельно обижена вашим поведением! Я же сказала вам, что верна своему мужу, а вы осмелились поцеловать меня и начали ласкать самым неприличным образом! Как вам не стыдно, ваше величество! Как не стыдно! Надеюсь, ваша репутация дамского угодника завоевана не с помощью силы? Я беременна, сир! Я приехала в Бель-Флер, чтобы родить в спокойной обстановке. Что же, я теперь должна бросить свой дом и вернуться в промозглую шотландскую зиму, подвергая опасности жизнь наследника моего мужа, и все это только потому, что вы не поверили мне, когда я отвергла ваше внимание?!

Король был совершенно изумлен. Никогда в своей жизни он не получал отпора ни от одной женщины. Хотя нет, один раз получал, но всего один. Каким-то неуловимым образом эта красивая женщина напомнила ему те давно прошедшие времена. Это время ему совсем не хотелось вспоминать: ночь накануне святого Варфоломея, ночь массовой резни, когда ныне покойная, но никем не оплакиваемая Екатерина Медичи, его мачеха, подстроила все так, чтобы он задержался у женщины, в которую он был влюблен, и все это якобы для того, чтобы спасти его, во всяком случае, так она говорила. Генрих же всегда подозревал, что его мачеха разыграла весь этот маленький спектакль только для того, чтобы не дать ему повести своих солдат в бой.

Он только что женился на своей нынешней жене Маргарите де Валуа, принцессе Франции. Это был династический брак, призванный объединить правящий дом Валуа с домом Бурбонов, в котором он был прямым наследником. Во время свадебной церемонии он заметил прекрасную ирландку с глазами голубовато-зеленых цейлонских сапфиров, массой черных волос, ниспадавших на не правдоподобно белые плечи. Он хотел обладать ею всеми силами своей души. В то время как его молодая жена была слишком увлечена собственным любовником и не замечала ничего вокруг, он со всем пылом юности кинулся преследовать эту женщину, чье имя не мог даже сейчас вспомнить. И он был отвергнут, отвергнут решительно. Но Екатерина Медичи заметила его страсть — обманом она завлекла эту женщину на тайное свидание с ним. Он вошел в комнату и нашел объект своих вожделений связанной и беспомощной. Он овладел ею без всяких колебаний, несмотря на ее яростные протесты, как эта коварная старая женщина, его мачеха, и предполагала.

А пока он приятно развлекался, Католическая Лига вырезала гугенотов, собравшихся в Париже на его свадьбу. Гугенотам очень не повезло, что его не было с ними. Он бы их защитил.

Он постарался отогнать эту мысль. Религиозная рознь стоила Франции многих лет гражданской войны — войны, которая, несмотря на принятие им католицизма, все еще грохотала в различных уголках Франции.

Как странно, что обо всех этих несчастьях ему напомнила эта красивая женщина, которая сейчас сердито смотрит на него, пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, прикрывая руками свои роскошные груди. Почему-то он вдруг почувствовал себя виноватым, хотя чувство вины совсем не было тем чувством, которое посещало его слишком часто.

— Мадам, — произнес он серьезно, — я прошу у вас прощения. — Легкая улыбка тронула его губы. — Вы очень красивы, а я привык всегда получать то, что хочу. Я могу припомнить только один случай в своей жизни, когда получил отпор от женщины. Вы простите меня? Я остановился неподалеку, в Шиноне, и мне хочется, чтобы мы стали друзьями. В Шиноне очень скучно, — закончил он, и его лицо приняло мрачное выражение.