Тяжелые времена - Хиллари Клинтон

Несмотря на поддержку этого плана на высоком уровне в Совете национальной безопасности, некоторые в Белом доме отнеслись к нему скептически. Не стоит забывать, что президент был избран в значительной степени из-за своего негативного отношения к войне в Ираке и обещания вернуть войска обратно. И впутываться каким-либо образом в новую религиозную и гражданскую войну на Ближнем Востоке было совсем не то, на что он рассчитывал, вступая в должность. Кроме того, президент полагал, что нам необходимо больше времени, чтобы оценить сирийскую оппозицию, прежде чем начинать активную деятельность, связанную с ними.

Риск был высок как при активном вмешательстве в ход событий, так и в случае бездействия. Оба варианта могли привести к нежелательным последствиям. Президент был склонен придерживаться прежнего курса и не предпринимать дальнейших существенных мер по вооружению повстанцев.

Никто не любит проигрывать в дискуссиях, в том числе и я. Но это был призыв президента, и я уважала его суждения и решения. С самого начала нашего партнерства он обещал мне, что всегда могу рассчитывать на то, что мою позицию выслушают и вынесут справедливое решение. И именно так всегда и было. Однако в данном случае моя позиция не получила поддержки.

Когда план вооружения повстанцев был практически отвергнут, я с новым упорством вернулась к дипломатическим средствам воздействия, пытаясь еще больше изолировать режим в Сирии и оказать на него давление, одновременно решая вопрос предотвращения гуманитарной катастрофы. В августе 2012 года Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун назначил Лахдара Брахими, опытного дипломата из Алжира, преемником Кофи Аннана на посту спецпосланника. Мы с ним часто встречались и общались, вплоть до окончания срока моих полномочий. На встрече «Друзей Сирии» в сентябре я объявила о необходимости предоставить дополнительную гуманитарную помощь (пищу, воду, одеяла и медицинские услуги) жителям Сирии, испытывавшим лишения. Я также пообещала усилить поддержку гражданских оппозиционных групп, в частности обеспечить их компьютерами, объединенными между собой, сетью по спутниковой связи, телефонами, фото— и видеокамерами, а также провести подготовку более тысячи активистов, студентов и независимых журналистов. Поскольку все новые и новые районы Сирии освобождались от центрального правительства, мы также собирались помочь местным оппозиционным группировкам наладить предоставление населению основных социальных услуг, например открывать школы и восстанавливать разрушенные дома. Но все это были лишь вспомогательные меры. Конфликт в своей основе продолжал разгораться.

* * *

В начале 2013 года я оставила свой пост в Госдепартаменте. К тому времени погибли уже десятки тысяч сирийцев. Миллионы стали беженцами. Международная дипломатия зашла в тупик. Наши худшие опасения подтвердились: экстремисты начали оттеснять на второй план более умеренных лидеров Свободной сирийской армии.

В марте 2013 года, чуть более месяца после того, как я оставила свой пост, из окрестностей города Алеппо стали поступать тревожные сообщения о том, что режим Асада впервые применил химическое оружие. Уже в течение двух лет эта проблема вызывала серьезное беспокойство. По имевшимся оценкам, Сирия обладала одним из самых больших в мире запасов горчичного газа[77], зарина и других видов химического оружия. В течение 2012 года мы получали эпизодические сообщения о том, что силы режима перемещали химическое оружие или же смешивали его с обычными вооружениями. В ответ мы с президентом Обамой направляли резкие заявления протеста. В августе 2012 года президент Обама заявил, что США рассматривают перемещение или использование химического оружия как недопустимые действия. Из этого было совершенно ясно, что если сирийские власти будут и впредь таким образом переходить грань дозволенного, то в отношении режима будут применяться самые решительные меры. В том числе была высока вероятность применения военной силы. В 2012 году эта угроза, очевидно, являлась эффективным сдерживающим фактором, и Асад пошел на попятный. В случае, если бы новые отчеты о применении химического оружия оказались правдой, конфликт в Сирии принял бы очень опасный поворот.

Президент вновь заявил, что применение химического оружия может существенно изменить правила игры, но американские спецслужбы были не готовы с уверенностью утверждать, что применение химического оружия на самом деле имело место. Было необходимо получить дополнительные подтверждения этому. В июне 2013 года в относительно сдержанном заявлении Белый дом подтвердил, что он наконец с большой долей уверенности может утверждать, что химическое оружие действительно неоднократно применялось в незначительных масштабах, в результате чего погибло до 150 человек. Президент решил увеличить помощь Сирийской свободной армии. Некоторые сотрудники администрации при этом сообщили прессе, что вскоре будут начаты поставки оружия и боеприпасов, что противоречило решению президента, которое он принял по этому вопросу прошлым летом.

Затем, в августе 2013 года, мир был потрясен кадрами новой масштабной химической атаки на поддерживающие оппозицию районы пригородов Дамаска. Сообщалось, что количество погибших превысило 1400 человек, мужчин, женщин и детей. Это была серьезная эскалация насилия и вопиющее нарушение как обозначенной президентом грани («красной черты», которую не следовало преступать), так и давно установленных международных норм. Сразу же возникла инициатива оказать давление со стороны Соединенных Штатов с целью организовать мощные ответные меры. Госсекретарь Керри возглавил акцию осуждения этой атаки, назвав ее «нравственным цинизмом». Президент Обама заявил: «Мы не можем спокойно воспринимать мир, где женщин, детей и невинных граждан душат отравляющими газами в ужасающих количествах». Американцы задумались над вопросом, насколько неизбежны теперь военные действия.

Некоторые политические обозреватели и члены конгресса спрашивали, почему президент был так обеспокоен применением химического оружия режимом Асада, в то время как он продолжал убивать столько мирных людей и обычными вооружениями. Химическое оружие — это вообще особое дело. Оно было запрещено международным сообществом еще Женевским протоколом 1925 года и конвенцией о запрещении химического оружия 1993 года, потому что оно чудовищно, бесчеловечно и поражает всех без разбора. Президент Обама пояснил: «Если мы ничего не предпримем, у режима Асада не будет причин прекращать использование химического оружия. А поскольку нарушение запрета на использование этого оружия останется без возмездия, то и другие диктаторы без долгих раздумий будут закупать отравляющие газы и использовать их. Со временем наши войска вновь столкнутся с возможностью применения противником химического оружия на поле боя. Кроме того, террористическим организациям тоже станет легче добыть такое оружие и использовать его против мирного населения».

Пока Белый дом готовился принимать решительные меры, премьер-министр Дэвид Кэмерон не смог получить большинства голосов в Британском парламенте за применение силы в Сирии. Два дня спустя президент Обама объявил о своем намерении отдать распоряжение о нанесении ударов с воздуха для сдерживания и ограничения дальнейшего использования химического оружия режимом Асада. Однако президент сказал, что, прежде чем отдавать такое указание, он собирается согласовать это с конгрессом. Это решение удивило многих в Вашингтоне, особенно учитывая, что конгресс в это время находился на каникулах. Неожиданно среди конгрессменов развернулась ожесточенная дискуссия о том, как следует поступить. Проводились параллели со временем преддверия войны в Ираке. Проигрывались самые пессимистичные сценарии и обсуждались самые проблемные моменты возможной операции. План президента нанести ограниченный удар для того, чтобы обеспечить защиту одной из важнейших международных норм, стал теряться за громогласными заявлениями. Дни шли, и волна общественного мнения начала поворачиваться против Белого дома. Счетчики голосования в Конгрессе начали прогнозировать, что президент может проиграть, а это нанесло бы серьезный удар по престижу и авторитету США. Я с ужасом наблюдала за словесными баталиями. Сирия стала еще более «дурной» проблемой. Я выразила поддержку позиции президента в его дискуссии с конгрессом, а также призвала законодателей перейти от слов к действию.