Медленные пули - Аластер Рейнольдс

Когда Мерлин наконец-то поднял голову, он увидел, что одинокое здание на самом деле было огромным каменным монументом. Оно поднималось над летающим крылом на сотню метров, уступчатое, как зиккурат, и было украшено лазерной резьбой и гравировкой. Буквы на языке Лекиф-А маршировали громогласными рядами по самой высокой из вертикальных поверхностей. За монументом исчерна-серая вода билась об останки променада. Монумент, вероятно, строился с расчетом на шторма, но хватило бы одного-единственного высокого прилива, чтобы полностью затопить нижние ступени. Интересно, почему народ Минлы не воздвиг его на возвышенности?

– Впечатляет.

– На Лекифе сотня таких монументов, – сказала Минла и поплотнее запахнула плащ. – Мы облицовывали их точильным камнем – можете себе представить? Оказалось, что он прекрасно подходит для памятников, особенно если ты хочешь, чтобы буквы не исчезли под напором столетий.

– Вы построили сто таких штуковин? – переспросил Мерлин.

– Это лишь начало. Когда мы закончим, их будет тысяча. Мы надеемся, что хотя бы один из них уцелеет, когда все мы уйдем и время сотрет остальные следы нашей цивилизации. Прочитать, что там написано?

Мерлин до сих пор не знал местной письменности и не потрудился перед вылетом надеть линзы, которые позволили бы «Тирану» перевести текст.

– Да, пожалуйста.

– Здесь говорится, что некогда на Лекифе жило в мире и гармонии великое человеческое общество. Потом пришло сообщение со звезд, предупреждение о том, что наш мир будет уничтожен огнем нашего солнца или чем-то худшим. Поэтому мы приготовились к тому, чтобы покинуть планету, так долго бывшую нашим домом, и отправиться в темные глубины космоса – на поиски нового дома среди звезд. Когда-нибудь, через тысячи или десятки тысяч лет после нашего ухода, вы, люди, читающие эту надпись, возможно, найдете нас. Делайте на этой планете, что пожелаете, но она остается нашей, и однажды мы снова сделаем ее своим домом.

– Особенно мне понравилось про мир и гармонию.

– История – это то, что мы пишем, а не то, что мы помним. Зачем пятнать историю нашей планеты записями о менее благородных деяниях?

– Вы говорите как истинный лидер, Минла.

В это мгновение один из гвардейцев вскинул винтовку и выпустил очередь трассёров куда-то на среднее расстояние. Что-то зашипело и поспешно скрылось среди развалин.

– Надо уходить, – сказала Минла. – По ночам выходят регрессивы, некоторые из них вооружены.

– Регрессивы?

– Политические диссиденты. Сторонники суицидного культа, предпочитающие умереть вместе с Лекифом, а не сотрудничать ради эвакуации. Это наша проблема, Мерлин, не ваша.

Он слышал истории о регрессивах, но до этого момента считал их слухами. Люди, пережившие войну и не желающие подчиняться железной руке нового всепланетного правительства Минлы. Детали, не вписывающиеся в план. И потому их следовало игнорировать, подавить или низвести до звания недолюдей. Мерлин поплотнее закутался в плащ. Ему отчаянно не хотелось оставаться на поверхности хоть на минуту сверх необходимого. Но когда Минла развернулась и зашагала к ожидающему воздушному судну – лунный свет играл на изящном изгибе единственного огромного крыла, – что-то удержало его на месте.

– Минла… – хрипло произнес он.

Она остановилась и обернулась:

– Что, Мерлин?

– У меня есть кое-что для вас.

Мерлин сунул руку под плащ, достал подарок, который вручила ему Мина, тогда еще девочка. Он держал его при себе много дней, дожидаясь момента, который, как надеялся Мерлин, не настанет никогда.

Минла нетерпеливо вернулась к нему:

– Я сказала, что нам следует уходить. Что вы хотите мне дать?

Он протянул ей камешек, оправленный в серебро:

– Мне дала это одна маленькая девочка. Кажется, я больше не знаю ее.

Минла посмотрела на камешек, и на ее лице промелькнуло отвращение.

– Это было сорок лет назад.

– Не для меня. Для меня прошло меньше года. Я вижу, как много изменилось с тех пор, как вы подарили мне его.

– Все мы рано или поздно взрослеем, Мерлин.

На мгновение ему показалось, что Минла собирается вернуть камешек ему или, как минимум, сунуть к себе в карман. Но вместо этого Минла уронила его на землю. Мерлин наклонился, чтобы подобрать его, но было поздно. Камешек провалился в темную щель между двумя расколотыми плитами, которыми некогда была вымощена дорога. Мерлин услышал, как он отскочил от чего-то и полетел дальше.

– Он исчез.

– Это всего лишь дурацкий камешек, – сказала Минла. – Не более того. А теперь идемте.

Мерлин двинулся следом за Минлой к освещенному лунным светом летающему крылу, но все же оглянулся на плещущую воду. Что-то вертелось у него в уме: точильный камень, приливы этого моря, сама луна, наконец. Между ними существовала связь, пустячная или важная, которую он упустил.

Мерлин был уверен, что рано или поздно обнаружит ее.

Металлическая трость Минлы гулко постукивала по полу смотровой площадки станции. С момента их последней встречи болезнь или травма успели искалечить женщину. Седеющие волосы, расчесанные на косой пробор, справа спускались почти до воротника. Мерлин не мог точно сказать, что произошло с Минлой: та старательно отворачивалась от него при любом разговоре. Но за дни, минувшие с его пробуждения, он уже слышал о попытках убийства. Судя по всему, некоторые из них почти удались. Минла выглядела более сутулой и хрупкой, чем ему помнилось, как будто все эти двадцать лет работала не разгибаясь.

Она загородила ладонью путь лучу света, открывая обзорные экраны.

– Смотрите, вот наши Космические Спальни, – сказала Минла таким тоном, будто вещала для тысяч зрителей, а не для одного-единственного человека, стоящего всего в нескольких метрах от нее. – Порадуйтесь с нами, Мерлин. Вы тоже причастны к этому.

Сквозь иллюминатор, неспешно вращавшийся вместе с орбитальной станцией, ближайшая Спальня, висевшая в небе, казалась больше самого Лекифа. Оболочка складчатой серой сферы вскоре должна была натянуться, после достижения рабочего давления. Идеально скоординированные роботы устанавливали последние солнечные зеркала. Каждую минуту прилетали и улетали грузовые ракеты. Эвакуированных первой волны уже разместили в полярных загонах.

Пока что было готово двадцать Спален. Оставшиеся восемьдесят предполагалось ввести в строй в течение двух лет. Каждый день сотни атомных ракет поднимались с поверхности Лекифа, неся на себе эвакуируемых – их упаковывали в трюмы с максимально допустимой для людей плотностью, словно трехмерный пазл из плоти и крови – или груз в виде воздуха, воды и заранее изготовленных на заводах деталей новых жилищ. Каждый запуск ракеты добавлял радиоактивности в атмосферу обреченной планеты. Дышать ее воздухом дольше нескольких часов было опасно для жизни, но медленное отравление Лекифа не волновало всепланетное правительство. Остававшиеся на поверхности колонисты, которым предстояло занять прочие, еще не готовые, Спальни, ждали перемещения в герметизированных бункерах – в таких же, если не более спартанских условиях, как и те, что ждали их в космосе. Мерлин предложил предоставить «Тиран» для эвакуации, но каким бы эффективным и быстрым ни был его корабль, это почти не повлияло бы на ход дела.