Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - Юрий Колесников

– Там у них лагерь? – спросил начальник гестапо.

– Вполне возможно. Днём, когда двое бандитов, вооружённых немецкими автоматами, вели меня куда-то, я увидел разбросанные, едва заметные халупы, обложенные срубленными деревцами с пышной зеленью. Для маскировки. Ночью возобновились допросы. Что бы я ни отвечал на задаваемые вопросы, следовало бесчеловечное избиение. Повалили на землю, били ногами, поднимали и снова продолжали избивать. Кричал, конечно, изо всех сил! Временами терял сознание.

Как я понял, моя работа в немецком госпитале, лечение тяжелораненых, которые подвергались нападению лесных бандитов, квалифицировалось ими как измена Красной Армии, где я служил до плена армейским врачом в чине капитана. Извините! Если можно, я выпью воды.

Начальник госпиталя лично налил стакан воды и подал врачу.

Доктор продолжил:

– После страшной экзекуции те же молодые бандюги поволокли меня в полубессознательном состоянии в землянку. Видимо, для заключённых. С субботней ночи и весь воскресный день давали только воду. Когда меня привели в землянку, один из конвоиров сказал дежурному охраннику:

– Принимай, батя, временного квартиранта. И гляди в оба!

– Всё ясно и без команды, – недовольным тоном ответил пожилой человек в телогрейке.

Едва конвоиры ушли, он предложил:

– Вон в углу соломка, седай и рассказывай, чего там нагадил, что тебя так разукрасили. Небось, полицаем был аль хто?

– Врач я.

– Не брешешь? Прямо настоящий дохтор?

Я не ответил и присел на небольшую кучу соломы.

– Значит, ты дохтор? Ну, ну… – не унимался охранник. – Чего ж тебя так намалювали? Небось, знает кошка, чье мясо слопало.

Я не ответил. Уже не было ни сил, ни тем более желания. Спросил охранника:

– Вижу ведро с водой и кружкой. Попить можно?

– Вода у нас не по карточкам, – ответил старик. – Пей сколько влезет. Родниковая!

Выпил меньше полкружки. А так хотелось пить, что думал – ведро одолею. Болела грудь и особенно голова, шея. Будто её выкручивали. Принялся к кровоточившим ранкам как мог прикладывать оторванные от белья лоскутки.

Тут старик-охранник сказал:

– А я, чтобы не сидеть без дела, глоток тяпну, – и, подмигнув, извлёк из внутреннего кармана телогрейки неполную бутылку с мутной жидкостью. – Самогонка.

Старик с немецким автоматом и свисавшим кабуром с русским наганом на поясе без умолку нёс всякую чушь. Уже основательно во хмелю. Рассказал, что он бывший конюх колхоза. Своё начальство поносил на чём свет стоит. В штабе, оказывается, происходила сходка избранных, как старик выразился, «с выпивоном и закусоном». Накануне забили дикого кабана. Постепенно у старика стал заметно заплетаться язык. Время от времени с небольшим промежутком он доставал из кармана телогрейки бутылку с мутной жидкостью. Отпив глоток, морщился и закусывал почерневшим сухарём с остатком луковицы, которые извлёк из свисавшей с плеча старой сумки из-под противогаза. Вдруг предложил:

– Хош глоток? Всё равно завтра табе «капут!» Так как? Напоследок будешь? Враз полегчает!

– Я качнул головой и ответил, что не пьющий. В это время у меня мелькнула что-то похожее на мысль о побеге. Но болело всё тело. Особенно голова, лицо и шея, словно горели! Из ран сочилась кровь. Правда, постепенно их понемногу затягивало. Понял, что слова подвыпившего охранника вполне реальны.

В то же время возникшее намерение как-то всё же рвануть не давало покоя. Вскоре послышался храп старика. Мелькнула мысль осторожно вынуть у него из рук автомат. Но тут же понял, что понятия не имею, где нахожусь и куда бежать. К тому же старик мог проснуться, и тогда мне точно конец! Стало быть, надо искать иной выход. Вскоре пришёл начальник караула, застал его спящим и вдребезги пьяным и тут же заменил его молодым парнем. Этот был молчаливый.

А идея побега не отставала. Как наваждение. Где-то за полночь попросился у нового охранника вывести меня по нужде. Мы вышли. Тут он сказал:

– Ты давай подальше у кусты. Недалече дорожка! По ней днём наши ходят у поле за кукурузой. Так что ты в сторонке делай свои дела.

Я шагнул в кусты, оглянулся: часовой отошёл немного в сторону, спиной ко мне. Я тут же рванул изо всех сил. Запомнил, как он сказал, что днём там ходят на кукурузное поле. Через некоторое время донеслась автоматная очередь. Это часовой, наверное, поднял тревогу. А я бежал изо всех сил сквозь кусты и высокую траву. Если что-то казалось подозрительным, залегал, осматривался по сторонам, прислушивался. Наконец появилась кукуруза. Мелькнуло: «Значит, я на верном пути!» Очень больно и непросто бежать босым… Но делать было нечего. Надо бежать любой ценой! Перешёл на медленный бег. Силы-то уже не те, что раньше.

Рассказчик неожиданно смолк. Сморщил лоб, несколько раз набрал и выдохнул воздух, секунду-другую помолчал. Затем продолжил:

– Понятия не имел, где нахожусь! До кукурузы добрался. А дальше? Без конца одна и та же мысль: «Только бы не угодить к ним!» Там уже наверняка поднята тревога! Продолжаю по возможности бежать. Спотыкаюсь, падаю, по несколько секунд лежу, чтобы отдышаться… Были моменты, когда думал: мне конец. Ступать босым – это казнь! На что-то, наверное, наступил, и было очень больно. Попытался оторвать кусок кальсон и перевязать ногу, но не получилось. Вскоре увидел конец кукурузных насаждений. Это придало сил. Старался не останавливаться и добрести до какой-нибудь дороги. К тому же страшно хотелось пить. Пошло чистое поле. Обрадовался! Зашагал быстрее, но свалился. Пока лежал, неожиданно мелькнуло: «Одолеть океан зарослей, огромное кукурузное поле, а у берега утонуть?» Светало. Сам себе сказал: «Нет! Любой ценой, пусть даже на четвереньках, но надо добраться до какой-нибудь дороги! Должна же она быть, чёрт побери!» Прошёл ещё немного и вдали увидел проезжавшую легковушку. Значит, там дорога. С трудом, согнутый в три погибели, зашагал. И достиг дороги! Но упал. Тут понял, что могу не заметить машину или повозку. Правда, было ещё очень рано. Увидел в стороне огромный камень. С трудом добрёл до него. Это оказался белый валун. Прямо у самой просёлочной дороги. Сел, прислонился к нему спиной.

Примерно через полчаса показался грузовик. Обрадовался, но подумал, что водитель, увидев меня, может не остановиться. Однако он притормозил. Я привстал и жестами, поклонами, умоляющими знаками пытался его задержать. Тут он остановился и стал подавать назад. Открылась дверца кабины, шофёр стал меня разглядывать. Я сказал:

– Видите, что со мной сделали бандиты! Если можно, довезите до госпиталя. Всю жизнь буду вам благодарен. Пожалуйста, сжальтесь надо мной. Я врач. Доктор!

Сержант спустился и помог мне подняться в кабину. А я просил его: лучше в кузов! Могу испачкать сиденье…

Всё же меня посадили в кабину рядом с водителем. А сержант полез в кузов. Они доставили меня в госпиталь…

Извините, я говорил сбивчиво! Хотел о чём-то важном спросить, но не помню, вылетело из головы. Значит, стал плохо соображать. Возможно, потому что меня били в основном по голове! Стоп! Вспомнил! Мне не даёт покоя вопрос: что стало с лаборанткой Женей, её родителями? Наверное, и им крепко досталось? Если, конечно, остались живы.