Добронега - Владимир Романовский

Мгновенно оценив ситуацию, Дир отбросил своего противника далеко в сторону вместе со свердом (противник упал и попытался встать, но получалось плохо) и тараном налетел на ухаря сзади, хватая руку с ножом и ломая ее в двух местах до того, как оба они упали, ухарь лицом вниз, Дир на него, сверху. Что было дальше, Хелье не видел.

Очнувшись, Хелье обнаружил, что лежит на полу, а Дир присел рядом и льет ему, Хелье, на лицо воду из большой глиняной кружки. Шведский посол замычал, захлебываясь, сел, и начал кашлять. Он тут же свалился бы на бок или на спину, но Дир придержал его за плечи.

— Ну, Сварогу надо будет чего-нибудь… э… преподнести, — предположил Дир. — Очухался ты. Напугал ты меня. Я думал — помрешь. Вон какую сливу себе набил.

— Хррр… ффф, — сказал Хелье. — Хорла! Д… дай сюда кружку.

Он вылил содержимое кружки себе на голову. В глазах двоилось и заваливалось по дуге влево.

— Ты молодец… — неуверенно сказал Дир.

— Не баси так мне прямо в ухо, — потребовал Хелье. — Усади меня вон… лучше… вон на ту лавицу. Да.

Он попытался подняться. И еще раз попытался.

— Ну?

— Что — ну? — не понял Дир.

— Помоги, что ли.

Дир поставил его на ноги, но ни стоять, ни ходить самостоятельно у Хелье не получалось.

— Надо его растереть уксусом, — посоветовала Светланка, наблюдая за действиями Дира.

— Не лезь, — огрызнулся Дир.

— Пошел ты! — разозлилась она. — Пропади ты пропадом! Ухожу я!

Дир усадил Хелье на лавицу и посмотрел на Светланку исподлобья.

— Ага, — сказал он.

Она сделала надменное лицо, повернулась, и пошла к выходу.

— Дир, а Дир, — попросил Хелье слабо. — Отведи-ка ты меня… тут есть пристройка… крайняя комната…

Он мутно осмотрел помещение. Четверо ухарей сидели у стены, Гречин связывал руки одному из них — остальные были уже связаны по рукам и ногам — а хозяйки не было видно.

Дир кивнул, встал, и, подумав, просто поднял Хелье на руки.

— Вот с ним и еть, — сказала Светланка злобно.

Хлопнула дверь в сенях.

— Эка змея, — заметил Дир, неся Хелье вон из крога, в пристройку.

— На нее там нападут, — предположил Хелье, еле ворочая языком.

— Да не уйдет она никуда. Не такая дура.

В угловом помещении Дир уложил Хелье на кровать.

— Слушай, — заговорил он. — Слушай, Аскольд…

— Х…

— А?

— Меня зовут Хелье.

— Ты сказал — Аскольд.

— Не б… не будем об этом.

— Хелье? Ну, что ж, пусть будет Хелье. Шведское имя?

— Датское.

— Ага. Ну так вот, Хелье. Ты мне жизнь давеча спас.

— А ты мне.

— Это не важно. Ты первый. И я теперь твой должник. На всю жизнь. Мы теперь, заметь, как братья. Это такой ростовский обычай. Ты тут отоспись покамест, отлежись, а завтра добро пожаловать ко мне. Я тут сразу за городом, по течению, у реки устроился, в доме рыбака, предпоследнем. Спросишь — покажут. Я хотел было ехать через три дня в Киев, к князю Владимиру в дружину. Но теперь не поеду. Теперь куда ты, туда и я. Пока не представится случай услужить. Со мною, правда, Светланка, она холопка моя, да еще жена есть, Анхвиса, да слуга мой, Годрик, из бриттов, мы вместе выросли. Есть еще лодка, на которой я собирался идти. Я в твоем распоряжении, весь как есть.

— А что с теми четверыми будет?

— Сейчас придет тысяцник, и их заберут к тиуну. А завтра их, наверное, будут судить и казнить. А может и нет. Не знаю. Я здесь проездом, обычаи мне не знакомы, и город мне не нравится. Астеры — дрянной народ. А ты?

— Я тоже проездом.

— А куда направляешься?

Хелье сделал усилие. В голове прояснялось постепенно.

— Тоже в Киев.

— Ну да! — обрадовался Дир. — Тогда вместе поедем! Не возражаешь? Это здорово! А зачем тебе в Киев?

— Невесту князю Владимиру сватаю.

— Шутишь? Ну да ладно. Надо, значит надо. Поедем вместе?

— Поедем. Только не завтра. Завтра у меня дела в городе.

— Послезавтра?

— Возможно.

— Так я буду ждать?

— Да. Жди.

Эрик появился лишь утром, усталый и веселый, с солидных размеров мешком за плечом. Хелье перевернулся на другой бок и решил, что слушать не будет, а будет спать дальше, но Эрик опять рассказывал байки. Как он сговорился с князем, и как тот выдал ему грамоту и золото, и с помощью грамоты и золота он теперь поедет на Ладогу и будет там сооружать специальные полу-кноррир, полу-драккары, типа лонгшипов, для прохождения бурных вод между Исландией и Винляндом, который он вознамерился покорить и освоить с горсткой храбрецов. В мешке у Эрика брякало — очень похоже на золото. И в конце концов именно золотом и оказалось. Эрик запустил руку в мешок и бросил на кровать Хелье увесистый кожаный кошель. Хелье сел на кровати. Тут же в голове зашумело, но не сильно. Он потрогал шишку на лбу, у самых волос. Больно. Развязав тесемки кошелька, он обнаружил внутри золотые монеты.

— Мне пора, — сообщил Эрик. — Хороший ты спутник, Хелье, и очень хотел бы я, чтобы ты поехал со мной. Купи себе новую одежку.

— Племянника конунга убил Александр, — сказал Хелье.

Эрик круто повернулся к нему.

— А?

— Ты взял вину на себя. Ты не хочешь, чтобы об этом знали. Я никому не скажу, не бойся. Денег мне давать не нужно. Я, знаешь ли, не мальчик.

В глазах двоилось и троилось.

Эрик изучающе смотрел на Хелье.

— Не простой ты парень, Хелье. Мальчик или нет, но парень ты непростой.

* * *

К полудню Хелье чувствовал себя прекрасно. Нужно было попытаться поговорить с князем. Перед отъездом Эрик уверил его, что князь дома, в детинце. Но для начала следовало все-таки побродить по городу и зайти на торг, посмотреть на людей. В спешке серьезные дела не делаются.

Торг порадовал Хелье разнообразием и яркостью людей и предметов. Лавки и столы купцов и ремесленников, расположившиеся вдоль берега реки, были так многочисленны и пестры что, казалось, весь цивилизованный мир съехался сюда на популяцию посмотреть, себя популяции показать, и ближнего своего облапошить. Впрочем, облапошиванием здесь баловались редко — хранили купеческое достоинство. Немцы и славяне составляли примерно половину торговцев, остальные же были — кто откуда: скандинавы, италийцы, франки, какие-то бритые азиаты со смуглыми лицами и сине-черными волосами, а также, очевидно, киевляне, которые не очень рекламировали, что они киевляне. Лавки разнились конструкциями — от собственно лавиц и ховлебенков, предназначенных для сидения, но служивших прилавками, до целых торговых почти-домов, амбаров, складов с погребами. Обозы непрерывно подъезжали и разгружались, в Готский Двор носильщики несли и возили что-то тяжелое в мешках, а в нескольких приторговых скверах, огороженных плетнем, шли кулачные бои, представления скоморохов, какие-то мистерии, и народ, собираясь по периметру сквера, жевал хлебные корки и восхищался, воплощая таким образом древний римский лозунг «хлеба и зрелищ!» в Новгороде Великом. В Скандинавии тоже были торги, но какие-то большей частью прагматические, деловые, и веселились скандинавы в других местах, не на торгах.