Пленница босса мафии - Екатерина Орлова

С трудом выйдя из душа на подгибающихся ногах, я заворачиваюсь в халат и выхожу в комнату. Моих вещей нет, как и Финна. На меня наваливается такая усталость, глаза слипаются. Я забираюсь под одеяло, и как будто кто-то дергает вниз рубильник, и перед глазами темнеет. Я уплываю в тревожный сон, в котором все картинки за последние пару лет смешиваются и скачут, как ненормальные. Я никак не могу уловить сути сна. Мне тревожно и тоскливо. С таким ощущением я и просыпаюсь.

Выхожу на улицу в лучах закатного солнца. Как будто ничего и не было. Тогда, днем, когда случилось страшное, над нами нависали тяжелые, свинцовые тучи. А сейчас светло и как-то слишком жизнерадостно для такого дня. Я бросаю взгляд в сторону забора, на который забралась несколькими часами ранее, а потом резко отворачиваюсь. Иду к большому лежаку у бассейна, завернутая в плед. Располагаюсь на широком ложе и несколько минут пялюсь в одну точку. Под пледом я прижимаю к груди ноутбук, но никак не могу настроиться на то, чтобы достать его, открыть и посмотреть что-то отвлекающее.

– Добрый день, ― здоровается Кали, присаживаясь рядом и вырывая меня из страшных воспоминаний. ― Я принесла нам поесть.

Она протягивает мне коробку с суши. Это так до странного обыденно, нормально. У нас здесь есть повар, который обычно готовит горячие блюда. А тут вдруг суши. Как будто я снова в Бостоне. Такое чувство, словно моя жизнь превратилась в сюр. Понятия и события смешиваются.

– Спасибо.

Я совсем не хочу есть. Но почему-то выуживаю ноутбук из-под пледа, откладываю его в сторону, открываю протянутую Кали коробочку и поливаю роллы соевым соусом. А потом беру палочки и начинаю есть. Вкуса еды я практически не чувствую. Как будто жую траву. Кали делает то же самое.

– Вы говорили, что были фотографом в Штатах, ― произносит Кали, кивая на ноутбук.

– Да, ― у меня хриплый, бесцветный голос.

– Покажете?

Я поворачиваюсь к ней лицом.

– Интересуешься фотографией?

– Не так, чтобы очень, но оценить красивые снимки мне под силу. По большому счету, все это дело вкуса, правда? Даже критики художественных произведений, по большей части, опираются на свой вкус. Да, они обладают некоторыми знаниями в критериях оценивания, но нельзя исключать и их собственные предпочтения.

– Ты права, ― я впервые за этот адский день улыбаюсь. Натянуто, слабо, подарив Кали лишь призрачную тень моей настоящей улыбки, но все же. Для такого пекла, в котором я оказалась, даже это кажется чудом.

– Покажите мне свои снимки, ― попросила она.

Я откладываю коробочку в сторону, открываю ноутбук и загружаю папку с фотографиями. Устанавливаю режим слайд-шоу и теперь мы едим под сменяющиеся снимки. Почему-то я открыла не снимки периода «после Мала», а до его смерти. Там, где он, Финн ― все еще счастливый и с лицом, на котором не отпечатались смерти людей, которых он отправил на тот свет, ― мои немногочисленные друзья и случайные прохожие в парке. Тогда я не знала, что стану женой босса одной из самых опасных группировок мира и вместо обеда буду смотреть на то, как убивают человека. Я резко захлопнула крышку ноутбука.

– Я покажу тебе другие. Я фотографировала здания. Разрушенные, старые или недостроенные. Там… интереснее.

Мишель

После ужина и просмотра фотографий мы с Кали решаем прогуляться до конюшен, которые находятся на отдалении от дома с его тыльной стороны. Мы медленно бредем по газону, пока Кали рассказывает мне разные истории. Я настолько погружена в себя, что едва слышу то, что она говорит. А потом внезапно в мой туман мыслей врывается фраза:

– Мама была замужем за одним из помощников О’Салливана.

– Была? Он умер?

Кали улыбается и качает головой.

– Нет, жив. Они с мамой переехали из Ирландии в Шотландию, он оттуда родом.

– Раз он был помощником, то почему не помог тебе в твоей ситуации?

– Потому что не принимал решений. Все зависело от старика О’Салливана.

– Но он мог бы как-то с ним договориться?

На лице Кали появляется грустная улыбка.

– Так это не работает, миссис Фоули. Здесь каждый сам за себя. Если бы он вступился за меня, то мог бы пострадать и он сам, и моя мама. Ну и я, наверное.

– Ничего не понимаю.

– О’Салливан мог в любой момент этот долг разложить на всю семью, и тогда каждый из нас его оплачивал бы.

– А мама? Она разве не хотела помочь тебе?

– Хотела, конечно. Даже приходила к О’Салливану просить за меня. Но я сказала ему, что ни в чьей помощи не нуждаюсь.

– Но почему?

– Потому что я отрабатываю, признаться, не самым неприятным способом. А с вашим появлением моя работа состоит из сплошного удовольствия от общения с вами и занятиями всякими девичьими штучками. А если бы во все это была бы вовлечена моя родня, неизвестно, какую работу бы мне придумал старик. Он был очень жестоким человеком. Его извращенный ум придумывал для девушек такие наказания, что у меня до сих пор волосы становятся дыбом, когда я вспоминаю об этом.

– Я, наверное, не хочу знать, ― произношу негромко, даже боясь себе представить, о чем она говорит.

– Нет, точно не хотите.

– А как мужчине твоей мамы удалось уйти из этой банды? Насколько я знаю, путь лишь один…

Кали кивает.

– В большинстве случаев, да. Не знаю, как он договорился со стариком, но факт в том, что он действительно на них не работает.

– Или ты чего-то не знаешь…

– Или я чего-то не знаю.

– Он сам принял решение выйти?

– Нет, мама его подтолкнула.

У меня в голове что-то щелкает.

– Как она это сделала? ― я делаю вид, что спрашиваю просто ради поддержания беседы, из праздного любопытства. Но фактически выведываю для себя пути выхода из сложившейся у нас с Финном ситуации.

– Не знаю, если честно. Я давно не живу с мамой, и их отношения с Джером вижу только в редкие визиты. Но она всегда с ним очень ласковая.

– Ласковая… ― повторяю тихо.

Сколько еще ласки нужно Финну, чтобы он услышал меня? Мне все это кажется бесполезным.

– Мишель! На землю! ― слышу крик Финна за спиной, а потом начинается сумасшествие.

Отовсюду слышны выстрелы. Мы с Кали тут же падаем на землю и начинаем ползти к забору. Ужас сковывает меня настолько, что мышцы деревенеют, а из горла не вырывается ни звука.

– Не к забору! ― кричит Финн, срывая голос.

По звуку он уже ближе к нам, но я ничего не могу рассмотреть. Мир как будто вращается вокруг меня, дестабилизируя изображение в моих глазах. Мы с Кали начинаем ползти в противоположном направлении. Но даже я понимаю, что все без толку, потому что мы с ней на открытом пространстве. До конюшен еще несколько десятков метров, и мы можем туда не добраться. Выстрелы становятся реже, а потом и вовсе стихают. Я лежу, уткнувшись головой в траву и крепко зажмурившись.