Кто прислал мне письмо? - Люси Доусон

– Прекрати читать «Дейли мейл»! – восклицает Алиса.

– По-моему, платье у тебя супер, дорогая! – улыбается мама.

Я вдруг чувствую, как у меня от переживаний прихватывает желудок. Да заткнитесь же вы все! Мы знаем, что я его все равно не надену! Думаю, что купленное мне Марком платье спрятано где-то в доме и ждет, пока кто-то его позднее достанет.

– Не хочу показаться резкой, Лидия, – обращаюсь я к женщине, которая энергично оборачивает мою правую ногу: неужели мои ноги предназначены лишь для того, чтобы таскать мой вес? – Но сколько еще продлится процедура?

– Я накрою вас покрывалом из фольги, потом положу горячие полотенца, которые греются у вас в сушильной машине, затем полчаса в этой «бане», и все!

Полчаса! Мои переживания перерастают в панику. У меня нет времени! Мне нужно…

– А после этого Лидия сделает тебе маникюр! – раздается мамин голос откуда-то справа. Я слышу, как она что-то поднимает и ставит на место. Это меня нервирует. – Что ты там делаешь, мам?

– Рассматриваю приглашение на свадьбу. – Она явно инспектирует содержимое каминной полки. – Писавший его – человек подавленный, и ему нельзя верить. У букв сильный наклон влево.

– Ты просто полоумная, мам! – усмехается Алиса, и я слышу шелест переворачиваемой журнальной страницы.

– А кто вообще эти Руперт и Харриет? – интересуется мама. – Не припомню, чтобы ты о них говорила.

– Это парень, которого Марк знает по работе.

– Тоже юристы?

– Он – да. А она, по-моему, бухгалтер.

– Ну, вот видите. Нельзя им верить, понятно? – заявляет она.

Я молчу. Меня сейчас волнует то, что не следовало выпускать из виду письмо, которое теперь лежит у меня наверху в ящике с нижним бельем после того, как мне позволили одной выйти в туалет до начала процедуры. О чем я думала? Представляю, как мама поднимается туда, открывает ящик и присвистывает, роясь среди трусиков и лифчиков, прежде чем обратиться ко мне: «Софи, дорогая! Тут тебе письмо. Можно я его открою?» Я сглатываю – что оказывается нелегко, когда лежишь лицом вниз. У меня начинает колотиться сердце. Мне хочется пойти и проверить, что письмо еще там.

– У отца Марка роскошная шевелюра? – замечает мама. Теперь она добралась до фотографий.

– Наверное.

А если серьезно, то мне хочется сесть прямо. Начинает чесаться образующаяся на прижатой к столу части лица корочка, а из носа потихоньку течет.

– Неужели? – удивляется мама. – Это означает, что у вас будут волосатые дети.

Да перестань ты, прошу тебя! У моей матушки нет никаких сомнений в том, что у меня будут дети. Она много раз прозрачно намекала, насколько лучше все было с Алисой – когда она стала уже мамой «в возрасте», – чем со мной и Имоджен, поскольку к тому времени она обрела уверенность в себе как в человеке и личности.

– С такими генами с обеих сторон все предрешено заранее. Ты родилась с пышным пучком черных волос. Это приводило всех в замешательство. Все говорили, что они выпадут, но нет – волосы прямо-таки торчали. Я не могла с ними ничего поделать, разве что стянуть ленточкой. Ты стала похожа на кокосовый орех. Да, кстати, я ведь говорила тебе, что дедушка не сможет приехать?

Я изо всех сил шмыгаю носом, отчаянно пытаясь втянуть сопли, чтобы они не закапали на пол.

– Дайте мне кто-нибудь, пожалуйста, платок! – Я вытягиваю левую руку и покачиваю ладонью. Письмо никуда не денется. Оно все так же лежит в ящике. Успокойся, успокойся же!

– Вот, – говорит Имоджен, и я чувствую, как у меня в пальцах оказывается платок. Я веду рукой по массажному столу, но до носа не дотягиваюсь. Мелочь, конечно, но от неспособности вытереть себе сопли я злюсь. Пытаюсь встать, и тут все четыре женщины одновременно кричат:

– Не надо!

– Да пошли вы все! – реву я, обрушиваясь обратно на стол. – Мне нужно нос вытереть!

– Софи! – в ужасе восклицает мама. – В подобных выражениях нет необходимости.

– Вот! – Внезапно под столом оказывается Алиса с платком в руке. – Я тебе вытру. – Она гладит меня по носу.

– Не помогает, – сиплю я, скрипя зубами, и снова громко шмыгаю носом.

– Ну, и не поможет, если будешь так хлюпать. – Сестра зажимает платком мои ноздри. – Дуй, как Рич сказал попу, – шепотом прибавляет она.

Я в ужасе таращусь на нее.

– Да ладно тебе – никто ничего не услышал, – улыбается Алиса и вылезает из-под стола.

Однако мне не смешно. Несмотря на все давящие на меня полотенца и на то, что сестры и мама снова принимаются кричать, я начинаю приподниматься. То Алиса утверждает, что не позволит Ричу ничего расстроить, то начинает отпускать по этому поводу глупые шуточки! Нельзя мне здесь разлеживаться, будто все это каким-то образом устроится само собой. Не устроится, время уходит, а я хочу лишь подняться наверх и убедиться, что письмо еще там!

– Да снимите же все это с меня! – реву я, стараясь поднять плотно спеленатые руки. Мне вдруг становится невыносимо жарко: лицо горит, сердце выпрыгивает из груди, практически колотясь об облегающую пленку, словно пытается выскочить из тела.

– Ее трясет! – нахмуривается Имоджен. – Это нормально?

– Эм-м-м… – нерешительно тянет Лидия.

Я пытаюсь сглотнуть.

– Трудно дышать. Меня как будто всю сдавили. – Я тянусь рукой к шее.

– Она пунцовая, – с тревогой говорит Алиса. – Лучше все с нее снять.

– Горло сдавливает, – хриплю я.

– О господи! – раздается позади меня голос Лидии. – У нее анафилактическая реакция на обертывание!

– Нужны ножницы! – слышу я команду мамы. – Быстрее все разрезать, чем разворачивать. Алиса, посмотри вон там в ящике. Софи, слушай меня! Не паникуй. Все нормально.

– Я звоню «три девятки»! – кричит Имоджен.

По-моему, я начинаю истерически хихикать. Этого просто не может быть. Вдруг сильно кружится голова, я чувствую невообразимую легкость и не могу согнуть руки и ноги, чтобы не упасть, потому что они крепко связаны.

А потом проваливаюсь в никуда.

– Софи! Ты меня слышишь? – Перед глазами медленно проступает лицо мамы.

Я таращусь на нее. Похоже, я лежу на полу или на большом куске брезента, который Лидия подложила под массажный стол перед началом процедуры.

Я хлопаю своими освобожденными конечностями, как русалка, и пытаюсь сесть. Алисе и Лидии приходится мне помогать, но, когда мне наконец это удается, голову пронзает жгучая боль над правым глазом.

– Ой! – вздрагиваю я и закрываю лицо рукой. – Что случилось?

– Не надо! – отводит мою руку мама. – Ты упала в обморок. Не трогай! Дай-ка я посмотрю. – Она пристально разглядывает меня.