Жизнь, прожитая не зря - Игорь Бойков

— Ты погоди, всё нормально будет, Серёга, — бормотал лейтенант. — Я сейчас, я мигом. Вот так.

Сергей стонал, когда офицер обрабатывал йодом голову.

— Терпи, терпи. Кости, слава богу, целы, — подбадривал он, хоть совсем и не был в этом уверен. — У меня, блин, и хуже бывало. Знаешь, моложе был — дрался часто. И дома у себя, и потом в училище. Там знаешь, у нас какие «махачи» бывали — с кастетами, с цепями, с арматурой.

Потом он тщательно вымыл пол в купе. Ещё раз сокрушённо покачал головой, выслушав подробный рассказ чуть оклемавшегося Сергея, громко изругал себя, пообещал доехать с ним до Москвы и там собственноручно дотащить его до больницы и только потом уже отправляться по своим служебным делам в Тулу.

— А ты-то как, покурил? — грустно улыбнувшись, спросил Сергей. — У тебя-то нормально всё?

— Покурил. Нормально, — буркнул Скворцов, отведя взгляд в сторону.

И ничего рассказывать не стал.

За окнами простиралась всё та же степь. Поезд продолжал свой путь через «свободную Ичкерию». Временами мрак озарялся пламенем костров, горевших вдоль железной дороги. В их багровом отблеске были видны десятки людей с баулами, тачками, велосипедами, мотоциклами, прицепами и даже грузовиками. Они ждали прохода товарных составов, чтобы остановить их и выпотрошить дочиста.

В Наурской Алексей сам запер дверь и сидел, готовый ко всему, держа снятый с предохранителя пистолет наготове. Загодя, зайдя в туалет, он вытащил обойму, тщательно её осмотрел, убедившись, что все патроны на месте и, вставляя обратно, удовлетворённо клацнул затвором.

— Ладно, с-суки. Суньтесь только, — скрипнул зубами он.

Никто не сунулся. В Наурской стояли спокойно.

В дороге выяснилось, что в Гудермесе чеченцы ограбили полпоезда. Пожилую русскую тётку, не желавшую снимать золотую цепочку и обручальное кольцо, со злым и весёлым гоготом расстреляли из автомата. Двоих молодых парней сняли с поезда под предлогом установления личностей в комендатуре и проверки на причастность к «российским спецслужбам». Впрочем, до комендатуры их так и не довели..

Алексей был задумчив и мрачен. Он старательно менял повязки на голове Сергея и выходил на станциях покупать ему лекарств. Когда на вторую ночь поезд, набрав бешеную скорость, нёсся к Москве, Алексей долго сидел на своей койке в темноте, смотрел на мелькавшие за окном едва различимые силуэты елей и берёз и, вспоминая произошедшее, зло матерился вполголоса.

Был ноябрь 1992-го года.

Санкт-Петербург, октябрь — ноябрь 2005 г.

Исправлено и дополнено в мае, декабре 2009 г.

Злой мартовский ветер бесновался вовсю. Ураганной силы норд-ост поднялся под утро, вырвавшись как всегда, внезапно, точно из мешка. Он пригибал к земле деревья, повалив иные совсем, крутил в воздухе сухие листья, куски картона, целлофановые пакеты и прочий мусор.

Люди на улицах прятали носы в воротники курток, нагибали головы, сутулились. Ветер яростно бил им в лицо.

В это утро Николай вышел из дома и быстро направился к уличному перекрёстку. Он был молодым человеком 25 лет, высоким, худощавым, тонкокостным, с белесой кожей лица и широкими, глубоко сидящими серыми глазами. Ветер неприятно трепал волосы, бил внахлёст по лицу, заставляя прижимать подбородок к груди и болезненно щуриться. Поёживаясь от холода, подняв плечи и утопив ладони в рукавах, он шагал быстрой подпрыгивающей походкой через дворы.

Они были пустынны. Обитатели этих серых двух- и трёхэтажных ветхих построек либо уже разошлись по своим делам, либо, испугавшись урагана, предпочитали отсиживаться в квартирах. Даже свора здешних собак, вечно рыскающих по всей округе, куда-то исчезла.

Чтобы срезать угол и выйти к перекрёстку напрямик, Николай быстро прошмыгнул через пару дворов, но вдруг остановился. Поперёк дороги, преграждая путь, лежал молодой пирамидальный тополь, поваленный ураганом. Его вывороченные из земли корявые корни с налипшими на них комьями безобразно торчали во все стороны. Их трепал ветер.

Николай, поглядев пару секунд на поваленное дерево, тихо вздохнул и обошёл его аккуратно. Он вспомнил с тоской, как лет пять назад в этом дворе сажали молодые тополя. Но в первое же лето почти всех их — тогда ещё тонкие, хилые деревца — переломали местные подростки, и этот, упавший сегодня, был последним, уцелевшим до сих пор каким-то чудом. Совершенно облысевший двор теперь выглядел пустым, пыльным.

Для того, чтобы выйти к оживлённому перекрёстку, Николаю надо было миновать ещё один двор. Он с детства не любил его. В нём вечно собирались целыми табунами молодые, пышущие силой горцы — его сверстники. Николай, выглядевший на их фоне слабосильным и хилым, старался здесь не появляться. Те громко гоготали, потешаясь над его беспомощностью, корчили рожи, давали обидные прозвища: «Косточка» или «Глист». Он жалостливо втягивал голову в плечи, убегал. Но те всё равно подлавливали его у дома — крепкие, темноволосые, с уже пробивающимся чёрным пушком на подбородках. Давали пинки, отвешивали звонкие оплеухи, замахивались крепкими литыми кулаками.

Потом они подросли и начали требовать с него денег — по сто рублей в неделю. И он вообще перестал появляться на улице. Только лишь с утра прошмыгнёт тенью в институт, а после обеда назад. И всё.

Николай вырос запуганным. Когда к нему цеплялись во дворе или на учёбе, он боязливо съёживался, втягивая голову в плечи, и молчал, не в силах ничего выдавить из себя. В серых, затравленно смотрящих глазах, сквозила растерянность, мученическая тоска. В такие моменты его охватывало чувство гадливости, отвращения к самому себе. Он видел себя со стороны ничтожным, жалким. Единственный русский парень во всём квартале — он жил тихо, незаметно, боясь почти всего.

Но сегодня этот двор был пуст. Один из главных его мучителей в юности — низкий и плотный Руслан, по толстым губам которого вечно блуждала наглая и самодовольная улыбка — несколько лет назад отправился в армию, и, прослужив менее года, внезапно вернулся домой комиссованным. «Деды» погранотряда где-то на Дальнем Востоке не устрашились его накаченного торса, покрытых густым курчавым волосом мощных рук, и, набросившись скопом, переломали ему ноги и отбили почки, когда тот, вызывающе хохотнув, наотрез отказался мыть полы в казарме. Теперь Руслан по большей части сидел дома, изредка ковыляя с палочкой через двор. Другого местного «быка» Ислама с год назад прямо на улице застрелил из пистолета какой-то парень-студент, у которого он вздумал вымогать деньги.

Николай ещё раз огляделся, тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания, и решительными шагами направился прямо. Выйдя на перекрёсток, ему почти сразу же удалось поймать маршрутку. Он радостно втиснул своё продрогшее тело в обшарпанный салон «РАФика», наступил кому-то на ноги и извинился с испуганной поспешностью, едва заслышав недовольное ворчание. Вместе с ним внутрь ворвался порыв ледяного ветра, обдавший всех облаком мелкой колючей пыли. Высокая и стройная девица, сидевшая сразу же за спиной водителя, недовольно фыркнула и, достав из сумки зеркальце, принялась сосредоточенно поправлять растрёпанные ветром волосы.