Леди и лорд - Сьюзен Джонсон

Взглянув на нее своими ясными голубыми глазами, Джонни Кэрр мягко проговорил:

— Мне кажется, я знаю ответ на свой вопрос. Идите сюда. Сядьте рядом со мною.

— Нет. — Она уже не говорила, а шептала. — Я не хочу.

— Хотите.

Он знал. Откуда он знал? Элизабет сделала маленький шажок назад, непроизвольно пытаясь увеличить разделявшее их расстояние, и в повисшей тишине громко прозвучал шорох ее парчовой накидки.

Тогда он встал, но не сдвинулся с места, не желая пугать ее еще больше.

— Я старался избегать вас, — произнес он как можно более спокойно. — Я еще никогда не вел себя так по отношению к женщинам. — Джонни помолчал, пытаясь навести в своих мыслях хоть какое-то подобие порядка. — Но Робби для меня гораздо важнее, и именно поэтому я держался в стороне. Я собирался вести себя так же и нынешним вечером, поэтому, прежде чем прийти к вам, послал сюда слугу, чтобы тот предупредил о моем приходе. Возможно, таким образом я пытался застраховаться… — Он беспокойно запустил пальцы обеих рук в волосы, совершенно забыв, что до этого стянул их в хвост на затылке. — О, черт! — воскликнул он, обращаясь одновременно и к своей испорченной прическе, и к своим растрепанным чувствам. — Вы мучаете меня, — добавил он глухим голосом. Только огромная сила воли мешала ему немедленно схватить Элизабет в объятия. — Я напугал вас?

Растерявшись от чувств, которые выплеснул на нее собеседник, и от незнакомого доселе ощущения собственной чувственной уязвимости, она не смогла ничего ответить, и в комнате, освещенной пламенем свечей, вновь повисло молчание.

— Поговорите со мной, — пробормотал Джонни, сам испугавшись силы охвативших его чувств.

— Это не вы напугали меня… Я сама себя напугала, — наконец прошептала она, ухватившись за спинку стоявшего рядом стула и пытаясь унять дрожь в ногах. Элизабет уже не удивлялась тому, какой огромной привлекательностью обладает этот человек, поскольку ей еще никогда не приходилось трепетать при одном только виде мужчины. Уж это она знала наверняка, насмотревшись на десятки женихов, которых приводил в дом ее отец.

Она никогда не трепетала, никогда.

И сердце ее никогда не билось так, как сейчас.

И жар, от которого раскраснелось се лицо, был вызван другим жаром — горевшим внизу ее живота.

Причиной, вызвавшей этот жар, был Джонни Кэрр.

Прежде чем посмотреть ей в лицо, он некоторое время разглядывал ее маленькие руки, вцепившиеся в резную спинку стула.

— Позвольте, я поддержу вас? — спросил он, протягивая к ней руку.

Еще ни один мужчина никогда не обращался к ней с такими словами. Ни один мужчина не предлагал ей нежность и поддержку. Как и большинство других женщин, она была просто продана по самой высокой цене, которую за нее предложили, хотя брачные договоренности и облекались в более куртуазные эвфемизмы.

— Я не причиню вам вреда, — тихо проговорил он, подходя и отцепляя ее пальчики от обрамлявших спинку стула резных головок святых.

И она верила ему. Верила, несмотря на то что, когда ее ладонь оказалась в его руке, он не торопился отпускать ее. Он возвышался над ней подобно башне — знаменитый воин Приграничья, флибустьер в башмаках с драгоценными пряжками и изысканном наряде.

— А я и не боюсь, что мне причинят вред, — тихо ответила Элизабет, подняв к нему лицо, чувствуя, как его рука согревает ее ладонь. Ее зеленые глаза улыбнулись ему из-под густых ресниц. — Я боюсь, что меня забудут.

Джонни по-мальчишески задорно улыбнулся в ответ. Растрепанные волосы обрамляли его орлиное лицо. Небрежным жестом он откинул их назад, и Элизабет впервые увидела в мочке его уха маленькую золотую сережку.

— Я никогда не забуду. — Он сказал это обычным тоном, как мальчик, уверяющий маму в том, что он будет хорошо себя вести.

Ей понравилась простота его ответа. Она вселила в Элизабет некоторую уверенность, хотя на какую-то долю секунды в голову ей пришла отнюдь не романтичная мысль о том, как бы она отреагировала на иной ответ при том неудержном желании, которое она в данный момент испытывала.

— Вы очень галантны, — ответила она, прикоснувшись рукой к черному бархату его бровей. — Я давно хотела это сделать, — добавила она с такой же откровенностью и простотой, с какими до этого говорил он сам.

— Это лишь начало, — заметил Джонни, улыбаясь еще шире. На бронзовом лице его белозубая улыбка показалась ей ослепительной. — Что же касается меня, то я давно мечтал увидеть вас лежащей вон на той постели, — продолжал он низким и мягким голосом, еще крепче сжимая ее руку в своей.

Без всякого кокетства и ханжества Элизабет ответила:

— В таком случае вам придется остаться здесь на ночь. — В этом танце она невольно оказалась ведущей.

Сама того не зная, Элизабет Грэм предлагала ему рай, но Джонни не торопился сорваться с поводка. Рывком притянув ее к себе, он наклонился к ее лицу и в тот момент, когда их губы встретились, прошептал:

— С удовольствием…

Губы Элизабет были сладкими на вкус. Как он и предполагал.

А Элизабет подумала, что от его губ исходит аромат наслаждения, двадцати пяти лет и… чуда. От него слегка пахло рейнвейном, и, когда она сказала ему об этом, он предложил налить чуть-чуть и ей. Уже опьяневшая от жгучего желания, она отказалась.

Знаток в подобных вещах, Джонни понял: у нее никогда не было любовников — в этом он мог бы поклясться, и сознание этого довело бушевавшую в нем страсть до точки кипения.

У них не было времени на романтичные поцелуи или традиционные предварительные заигрывания. Наоборот, ему надо было торопиться, поскольку она, изнемогая от страсти, прошептала:

— Я больше не могу ждать.

Джонни тем временем расстегивал ворот ее парчовой, отороченной мехом накидки. На мгновение остановившись, он наклонился и поднял Элизабет.

Пока он нес ее к постели, юная женщина, крепко прижимаясь к нему, покрывала его лицо поцелуями, не задумываясь о том, что он может счесть ее бесстыдной. Ей еще никогда не приходилось ощущать под своими руками силу молодого мускулистого тела, и, чувствуя его мощь, Элизабет впервые и без остатка отдавалась этому пьянящему дурману.

Достигнув кровати в три больших шага, Джонни уложил ее на вышитое покрывало и кружевные подушки, опустился на нее, поскольку она никак не разжимала рук, обвивавших его шею, и, мягко стараясь освободиться от ее объятий, стал нежно целовать ее глаза.

— Я никуда не ухожу, — ласково проговорил он, услышав, как она застонала, не в силах перенести то, что ей казалось потерей. — Я здесь. Я остаюсь… — И в этот момент он снова подумал о том, насколько же она была обездолена за годы своего замужества.

— Помоги мне, — прошептала она, содрогаясь от желания, позабыв о стыде и гордости, измученная страстью к этому мужчине, который забудет о ней уже через неделю. Не в состоянии думать ни о чем другом, она хотела только одного: ощутить его внутри себя.