Логорея - Ник Хорнби

Но куда тяжелее задавать себе вот какой вопрос: почему жизни бедных людей – и не просто бедных, а тех, кто живет в мире хаоса и беззакония, кого называют «представителями низших слоев населения», – оказываются столь ценным материалом для пустышек, призванных произвести фурор среди литературных деятелей и покупателей? Почему их жизни и личные беды оказываются разменной монетой?

Во-первых: «по чистой случайности»? «ПО ЧИСТОЙ СЛУЧАЙНОСТИ»? Звучит, конечно, чудесно и снисходительно, но при этом, как ни странно, настолько бессмысленно, что я бы не удивился, если бы Леблан после таких слов захотела купить пистолет. А хороший адвокат ей бы потом помог доказать, что имело место неосторожное обращение с оружием. Она десять лет корпит над книгой, а журналист серьезной газеты даже не удосуживается подумать, о чем она пишет. (О многом пишет. В том числе и о классовой несправедливости в Америке.) Во-вторых: надо полагать, фонды, организации и редакторы издательств годны лишь на то, чтобы издавать дурацкие биографии очередной сестры Вирджинии Вулф? По-моему, поддержка такой книги – это самое полезное, что они могут сделать.

И последнее: если вы, дочитав «Обычную семью», посчитаете ее «пустышкой», то вам, уж простите, пора удалять способность читать и писать хирургическим путем, причем без анестезии. Коко и Джессика являются «столь ценным материалом» потому, что у людей, читающих книги – зачастую склонных к поверхностным суждениям и имеющих непосредственное отношение к социальной политике, – нет таких знакомых, они просто не знают, как или даже зачем живут такие люди, как Коко или Джессика. А пока мы все этого не поймем, ничего не изменится и даже не начнет меняться. Да, и кстати: героини книги нигде не утверждают, будто их подло использовали. Зато есть много свидетельств того, что они отнеслись к работе Леблан с пониманием. Но ведь какая нам разница, что они там говорят, правда?

Смешные эпизоды в книге есть, но в силу обстоятельств юмор выходит мрачноватым. Например, заполняя анкету, Коко на вопрос «Почему вы хотите получить государственное жилье» отвечает просто: «Потому что я бездомная». А описание рождественской вечеринки, устроенной парнем Джессики, наркоторговцем Джорджем, и вовсе умопомрачительное, если только вы способны смеяться над тем, как сильно вы недооценивали прибыльность торговли наркотиками. (Вечеринка проходила на яхте. Гостей было сто двадцать человек. Они объелись стейками и выпили шампанского «Шандон» на двенадцать штук. Эти люди устраивали лотереи, разыгрывая в них поездки на Гавайи и машины. Перед ними выступали «Джангл Бразерз», «Лус Тач» и Биг Дэдди Кейн. Вы слышите, уважаемые члены Комитета?)

Джорджа, конечно, в итоге посадили, и Коко с Джессикой вынуждены питаться рисом и бобами, а иногда и вовсе голодать. Они переезжают из одной запруженной крысами дыры в другую. К счастью, у нас в Англии бедности нет – Тони Блэр искоренил ее еще в 1997 году, как только пришел к власти. (Специально для журналиста «Гардиан» замечу: это шутка.) Но американцам точно стоит прочитать эту книгу. Под «стоит прочитать» я подразумеваю одновременно и «это хорошая книга», и «вы поступите очень плохо, если не прочитаете ее».

Я предупреждал вас, что в этом месяце будет много документалистики. Начав читать три романа, и все по рекомендации друзей или газетных редакторов, я пришел к потрясающему выводу: ни один из этих текстов не является «Дэвидом Копперфилдом» – последним прочитанным мной романом. Роман Диккенса оставил в моей душе огромную дыру. Мне показалось, самое время было почитать о настоящих людях, о которых я ничего не знал, – Коко, Джессике и Фишере. «Бобби Фишер выходит на тропу войны» – не самая изящно написанная книга из прочитанных мною, но сама история настолько захватывающая – смешная, сумасшедшая, неоднозначная, – что невольно забываешь про языковые огрехи.

Фишер играл со Спасским в Рейкьявике в 1972 году, когда мне было пятнадцать лет и я еще не опасался, что кто-то от меня забеременеет. Тем летом шахматы были у всех на слуху, о них говорили и по телевидению, и по радио. Я подумал, это обычное дело для чемпионатов мира по шахматам, просто раньше я был слишком мал и не замечал ничего. В детстве ведь такое встречается сплошь и рядом: в какой-то момент ты вдруг начинаешь интересоваться событиями, происходящими раз в несколько лет – такими как выборы или Олимпийские игры, – хотя раньше ничего интересного в них не находил; а все дело в том, что ты начинаешь обращать больше внимания на радио и телевидение. В случае с шахматами я, конечно, ошибался: о них никто никогда не говорил, да и, если честно, говорить больше не будет. Все обсуждали Фишера: Фишер отказался играть, Фишер потребовал увеличить гонорар (он чуть не обанкротил целую страну, сначала запросив больше денег, а потом не разрешив исландцам компенсировать убытки с помощью телетрансляции), Фишер отдает вторую партию, Фишер не появляется на церемонии открытия турнира... Можно снять потрясающий, захватывающий фильм о том турнире, причем фильм можно закончить первым же ходом первой игры турнира, ничего важного при этом не упустив.

Тони Хогланд из тех поэтов, которых всю жизнь мечтаешь найти, но, как правило, не получается. Пишет он мягко, его стихотворения легко читать и слушать, хотя это и обманчивое впечатление, Хогланд умеет и шутить, и вызывать грусть. Кроме того, у него умные стихи, но я их прекрасно понимаю. Вы, думаю, и сами знаете, что в современной поэзии последние полвека идет война между доступностью и интеллектуальностью. Если стихотворение остается совершенно непонятным после пары прочтений, то мой ответ прост: «Херня какая-то. Ну ее к черту». Читая Хогланда, я ни разу не выругался. Кстати, издатели поэта могут меня цитировать на его обложке. Они просто должны это сделать. Разве кто-нибудь сможет устоять перед книгой, на обложке которой будет написано: «Прочитал, ни разу не выругавшись»? Все поймут, что имеется в виду. Да и название – «О моем понимании нарциссизма» – разве не великолепно?

С этой книгой я немного схитрил. Я прочитал ее еще в прошлом месяце, сразу же после того, как вернулся с литературного вечера. Но в предыдущей статье я хотел сосредоточиться только на «Дэвиде Копперфилде», а еще я боялся, что не успею прочитать достаточно в этом месяце, богатом на футбольные события. «Арсенал» проиграл в четвертьфинале Лиги чемпионов «Челси», проиграл в полуфинале кубка Лиги «Манчестер Юнайтед», зато буквально на прошлых выходных стал чемпионом Англии. (Проиграли мы в турнирах на выбывание, а это же лотерея. Вот чемпионат страны – это совсем другое дело. По крайней мере, здесь, в Хайберри, мы все так говорим.) В общем, тем воскресным вечером, когда я должен был читать книги, я на самом деле был в пабе «Бэйли», традиционном месте просмотра матчей чемпионата, и, стоя на стуле, распевал забавную песенку про Викторию Бэкхем. Если честно, я просто подумал, что если я брошу пару слов о поэзии, то смогу вам больше понравиться. Или даже самому себе. Как бы то ни было, распевать песенку в пабе оказалось не так весело, как читать современную литературу. Хотя... В пабе тоже было неплохо.

ТОНИ ХОГЛАНД «НЕВОЗМОЖНАЯ МЕЧТА»

Конгрессмена из штата Делавер

обвинили в сексуальном извращении,

и он на пресс-конференции

честно, прямо в микрофон говорит,