Сети - Юлия Бажова

Она чуть не упала, споткнувшись о порожек. Граница между двумя мирами. Очевидно, те, кто строил храм, специально прибили его в напоминание входящему: отрешись от житейской суеты и задумайся о вечном, нетленном сокровище, которое ты должен взращивать в своей душе. Стараясь ступать мягко, чтобы деревянные подошвы башмаков не нарушили сакральной тишины храма, Марго прошла в западное крыло, поднялась по узкой деревянной лесенке в каморку, где хранится хозяйственный инвентарь. Присев перед прислоненным к стене пыльным куском зеркала, перевязала платок, запихала под него непослушные кудри.

«Розанна, наверное, сейчас тоже вертится перед зеркалом. – В ней снова вспыхнули обида и ревность. – Счастливая… Сучка!»

Марго хмуро отвернулась от своего отражения и, вооружившись шваброй, ведром и тряпкой, побрела вниз. Перед глазами появилась серебристая пелена. Марго провела ладонью по горячим векам, чтобы смахнуть ее. Потом еще раз. А потом уселась на нижнюю ступеньку и позволила слезам капать. Они падали и падали, оставляя на каменном полу крохотные лужицы – нога машинально стирала их подолом платья.

Оранжевые мазки свечей в изножье раки с мощами святого Аммоса всколыхнулись: кто-то впустил сквозняк. Забыла запереть дверь! Марго поспешно промокнула лицо кончиками платка. Только бы не кто-нибудь из паломников! Батюшка Адриан постоянно талдычит, что чужих надо остерегаться: святое место не на всех действует усмиряюще. Он обожает рассказывать, как однажды некая женщина из Ниенца привезла одержимого бесами сына. Несчастный корчился в конвульсиях и прыгал по деревьям, как белка. Едва начали обряд изгнания, он натурально взбесился: священники втроем не могли с ним справиться, попытались связать, но хрупкий юноша разбросал их по комнате, словно беспомощных щенят. Пришлось бежать в деревню за подмогой. В кельях шептались про сделавшиеся фиолетовыми белки глаз несчастного, пену изо рта и искаженное нечеловеческой гримасой лицо, то смертельно бледневшее, то покрывающееся коричневыми пятнами. На памяти Марго подобных случаев не было, тем не менее страх пересиливал любопытство. Да она и сама не горела желанием общаться с приезжими. Вдруг они спросят или сделают что-то, не имеющее отношения к Церкви? Как тогда себя вести? Марго одернула помятое платье и отправилась выдворять гостя, надеясь, что его зрение и любопытство не настолько остры, чтобы разглядеть в храмовом полумраке следы слез на ее физиономии.

Гость в некоторой растерянности, как показалось Марго, топтался у двери. Открытый прямой взгляд, высокий лоб, уголки губ приподняты в доброжелательной улыбке, прямые светлые волосы стянуты сзади в хвостик, как часто носят священники. Чистая светлая рубашка аккуратно заправлена в брюки. Горожанин. Безобидный. Напряжение немного отпустило ее.

– Простите, сэр. – Марго присела в книксене. – Храм закрыт до пяти. Вы можете помолиться в келье преподобного Аммоса – она в храме же, вход со стороны реки, дверь с круглой ручкой, две ступеньки вниз. – Все это она произнесла на одном дыхании, полушепотом, прикрыв глаза ресницами.

Незнакомец приветливо кивнул в ответ и спросил свечей. Марго заглянула в ящик на подоконнике, где хранятся свечи на продажу: остались две кривульки ее изготовления. Сгорая от стыда, она протянула их на ладони:

– Только такие. Простите! – Она снова сделала книксен. – Если вам угодно, я сейчас же принесу…

– Не стоит, девочка. Чем не хороши эти? – В щель ящика для пожертвований брызнула монетка, Марго успела заметить – серебряная. Многовато за свечи. Мужчина поднес свечи к носу. – Какие ароматные! Что вы добавляете в воск?

– Э-э… – растерялась Марго. Никто никогда не хвалил ее свечи. А матушка Лиза вечно ворчит, что она впустую переводит масло, а свечи годятся только для келий. – Масло тимьяна, сэр.

– Тимьян. – Он снова прижал свечи к ноздрям и, прикрыв глаза, вдохнул. – Трава Пресвятой Матери. По легенде, она растет в местах, где ступали Ее стопочки.

– Вы абсолютно правы, сэр. – Марго присела еще раз и напомнила: – Налево вокруг храма, напротив причала.

– Стирая грязь с пола, мы стираем с души печаль. – Многозначительно произнес гость и, прежде чем исчезнуть за дверью, почтительно наклонил голову в знак благодарности.

Марго щелкнула задвижкой, в задумчивости прислонилась к стене. Странные слова… Почему-то они подействовали утешающе.

Под конец службы невеселые мысли вернулись. Когда в окне мелькнуло белое платье невесты, Марго бросило в жар. Она надвинула на глаза платок, отошла к стене, впервые в жизни радуясь тому, что уродилась коротышкой, – спины селян скроют новобрачных. Гул голосов усилился, потом резко стих, уступая место звону кадила. Воздух напитался ароматом можжевельника. Первые слова молитвы об отгнании бесов – обряд венчания начинался с нее – отозвались удушьем в груди, словно туда устремилась вся нечисть, витающая в пространстве. Марго отвернулась и сделала вид, что счищает воск с подсвечника. Девять подсвечников. Обойти все, потом еще раз и еще. Может, кто-нибудь накапает на пол. Счищая воск с пола, мы счищаем грязь с души… На протяжении всей церемонии Марго не покидало мерзостное ощущение, что за ней наблюдают. Чужое внимание ощупывало ее, словно раздевая донага. Обернувшись несколько раз и не найдя навязчивых глаз, она списала бесстыжие флюиды на диакона Пауля, которого батюшка Адриан прочил ей в мужья. Вот уж кем бес-то завладел.

Когда растаяли последние звуки венчального песнопения, батюшка Адриан произнес зажигательную речь, еще раз благословил молодых. Толпа радостно загудела и потекла к выходу, а Марго проскользнула в противоположную сторону, уселась на пятки за изголовьем раки. Гул голосов и шарканье шагов постепенно затихали. Если батюшка Адриан придет за ней и застанет в молитве, быть может, свадебный пир ее минует. Обняв раку, она просила святого Аммоса об избавлении от праздника.

Свадьбы празднуют всей деревней – идея прадеда батюшки Адриана, превращенная потомками в добрый обычай. Столы накрывают на крытой навесами поляне за монастырем – она примыкает к монастырской кухне и служит гостевой трапезной. А уже после семья молодоженов продолжает праздник в узком кругу. Летом гуляют до рассвета, а у кого остаются силы и место в желудке – и дольше. Марго любила шумные посиделки в трапезной, но предпочитала наблюдать за людьми, а не общаться. Некогда предпринятые ею робкие попытки наладить контакт со сверстниками закончились неудачей; с тех пор она отмалчивалась, а батюшка Адриан, едва за столом появлялись первые признаки бурного веселья, отправлял ее на кухню. Но сегодня до кухни еще надо дожить.

Нет, не все покинули храм. Тихие шаги уверенно направились к алтарю, потом – в ее сторону. Марго прижалась лбом к резной деревянной стенке раки и закрыла глаза. Негромко стукнуло окно, потянуло влагой с реки, можжевеловый воздух наполнился черемухой и щелканьем одуревшего от запахов весны соловья. Деликатно скрипнула лавочка. Невежливо задерживать отца, его ждут за столом. Марго коснулась кончиком указательного пальца лба, низа живота, плеч, на мгновение сложила перед грудью ладони и поднялась. Батюшка Адриан сидел на краю лавки, облокотившись на подоконник и в задумчивости поглаживая седеющую бородку. Он еще не снял праздничную, белую с золотым ризу.