Уроки доверия - Джулия Тиммон

Он завел беседу с легкостью высококлассного детектива, и Натали сама не заметила, как расщебеталась будто встречающая рассвет птаха. Она с удовольствием поведала ему и о своих детских проказах, и о проделках в школе, и о том, как велико было ее разочарование, когда однажды на Рождество в костюме Санты к ней явился сосед из дома напротив.

У Харпера был на редкость приятный смех. Непринужденный, мелодичный. И Натали с удовольствием смеялась вместе с ним.

— Ты здорово умеешь рассказывать, — заметил он после одного из особо забавных эпизодов ее ранней юности.

— Спасибо, — ответила Натали. — За все спасибо, — добавила она, опустив голову и потупив взгляд.

— Ты это о чем? — спросил Харпер озадаченно.

— О прогулке по городу, об этом милом ресторанчике, о том, что ты сумел заставить меня расслабиться, обо всем забыть. — Натали смущенно пожала плечами. — Признаться честно, я не смеялась целую вечность.

— Тебе очень идет смех, — сказал по обыкновению спокойно Харпер.

Натали метнула в него быстрый испытующий взгляд. Нет, он не начинал с ней заигрывать. Смотрел на нее с дружеской улыбкой, но без намека на нечто большее. По-видимому, ему и впрямь казалось, что ей к лицу смеяться. Только и всего.

Натали улыбнулась и, не желая заострять внимания на причинах, по которым она целую вечность не смеялась, преувеличенно бодро произнесла:

— Теперь твоя очередь.

Харпер недоуменно повел бровью.

— Расскажи мне что-нибудь о своем детстве, — попросила Натали.

По его лицу словно пробежала тень, но Натали решила, что ей это скорее всего показалось. Подумав, что он не знает, с чего начать, она задала ему наводящий вопрос.

— У тебя есть братья или сестры?

Харпер молча покачал головой.

— Значит, ты в семье единственный ребенок! — воскликнула Натали. — Я тоже! Говорят, такие дети, как мы, вырастают эгоистами и считают, будто все вокруг непременно должны ими восхищаться. Глупости, правда?

Ее собеседник пожал плечами.

— Кто его знает.

— Мы ничем не хуже других, нам жить даже гораздо сложнее. Единственный ребенок в семье в некотором смысле одинок, сколько бы у него ни было знакомых или друзей.

Она замолчала, задумавшись вдруг о том, легче ли перенесла бы расставание с Джеймсом, если ее поддерживала бы не подруга, а родная сестра или брат. Ее настроение резко пошло на спад, но Натали отмахнулась от мыслей о неверном возлюбленном, решив не портить вечер.

— Расскажи же мне о своем детстве, — снова попросила она. — Что угодно. К примеру, какими вкусностями тебя баловала мама, какие сказки рассказывал на ночь отец.

Харпер криво усмехнулся.

— Даже не представляю себе, чтобы мой старик рассказывал кому-нибудь на ночь сказки. Он у меня человек строгий, всегда таким был. А из маминых вкусностей я, признаться, ничего не помню. Она умерла, когда мне было пять лет.

Он сообщил об этом совершенно спокойно, не стараясь придать голосу трагического оттенка, не делая акцента на самом страшном слове, но у Натали возникло ощущение, что ее хорошенько встряхнули, чтобы отрезвить. Она считала себя несчастнейшим из живущих на земле созданий, в который раз намекала Харперу, что на ее долю выпало чудовищное испытание, и ни на секунду не задумалась о том, что он, быть может, во много раз несчастливее ее, просто не подает виду. Ей захотелось провалиться сквозь землю от стыда.

— Прости, пожалуйста. Я ведь не знала…

— Разумеется, не знала, — мягко ответил он. — Тебе не за что извиняться.

Щеки Натали зарделись, и она глотнула минеральной воды, тщетно надеясь прогнать с лица краску. Харпер, заметив ее смущение, чуть подался вперед и ласково потрепал по руке.

— Эй! Все в порядке, слышишь? Пожалуйста, не переживай. Маму я почти не помню, так что своим вопросом ты не причинила мне боли. Честное слово!

Натали медленно подняла на него взгляд.

— Если хочешь, я расскажу тебе о ней, что знаю, — предложил Харпер, стараясь скрасить неловкость. — В основном от деда и бабушки, они у меня гораздо более словоохотливые, чем отец.

— Тебе точно не тяжело об этом разговаривать? — спросила Натали осторожно.

— Точно.

— Тогда, конечно, расскажи.

— Мама была удивительной женщиной, — начал Харпер с подъемом. — Не то чтобы писаной красавицей, но настолько жизнелюбивой и обаятельной, что мужчины повально в нее влюблялись. За ней ухаживал даже какой-то миллиардер, но она предпочла ему и всем остальным отца. В ту пору, по словам деда, он был не таким замкнутым, даже любил повеселиться.

— А сейчас не любит? — спросила Натали, воспользовавшись образовавшейся паузой.

— Нет. В праздники он запирается у себя в комнате и никого не желает видеть.

— А как же дни рождения? Рождество? — спросила Натали изумленно.

Харпер усмехнулся.

— У нас не принято устраивать праздников. Хотя, признаюсь честно, ребенком я завидовал тем ребятам, которым на день рождения пекли праздничный торт и дарили подарки, а на Рождество наряжали елку.

Натали недоуменно покачала головой, думая, что не совсем правильно его поняла.

— То есть как? Неужели у вас дома никогда не было рождественской елки?

— Была, и, судя по фотографиям, каждый год очень красивая. Но это еще при маме, — сказал Харпер спокойно. — Потом пару раз елку ставил у нас дома дед. — Он засмеялся. — Мы наряжали ее вместе с ним… весьма и весьма скверно. Но чаще всего они с бабушкой просто забирали меня на Рождество к себе, а там уже кормили сладостями и радовали всяческими рождественскими прелестями, так что не такой уж я и обездоленный.

— Ничего себе необездоленный, — пробормотала Натали, всей душой сострадая ему, маленькому, оставшемуся так рано без матери. — Мне в детстве повезло гораздо больше: на каждый праздник я становилась центром всеобщего внимания. Меня осыпали игрушками, закармливали мороженым и конфетами… Мама особенно много со мной сюсюкалась, отец, у которого в обычные дни не было свободного времени, катал на плечах. Все остальные, кто приходил в дом, непременно что-нибудь дарили…

— Если бы я знал тебя маленькой, наверное, тоже баловал бы, — сказал Харпер, улыбаясь.

— Почему? — спросила Натали, удивляясь, что он ответил именно так. Окажись она сейчас на его месте, наверняка не смогла бы думать ни о чем другом, только о жалости к самой себе.

— Мне кажется, ты была очень милой девочкой, — произнес Харпер, насаживая на вилку политую голландским соусом спаржу. — Этаким очаровательным светловолосым ангелочком.

Натали смутилась… и опять встревожилась. Что он имеет в виду? Хочет подольститься к ней столь хитрым способом? Затуманить голову завуалированными комплиментами, а затем… поиграть в любовь, пока не надоест. Она поежилась, опустила глаза и принялась медленно отрезать кусочек жаркого.