Нарушая все запреты - Мария Акулова

Еле переживает, что Гаврила отрывается. Глазами тянет его назад, как канатами…

Но ему виднее. Лучше знает, когда тормозить.

– У меня нет проблем с деньгами… На себя. И тебе сколько надо – смогу заработать.

Полина сдерживается изо всех сил, чтобы не скривиться. И не отвечает ничего. Она не знает, что утром будет. Она по-прежнему не верит в перспективы. Но и его разуверять ей внезапно не хочется.

– Я тебе сразу понравилась? – следующий вопрос и самой кажется наглым, Гаврила взглядом дает понять – того же мнения. Но это не значит, что не ответит. Касается губами носа, проезжается пальцами снова по ноге – теперь чуть ниже... Почти до непозволительного... Но вовремя назад. Или наоборот – совсем не вовремя.

– Сразу. Увидел – влюбился. Стрела язвил, а я...

– Стрела – это кто? – Гаврила снова хмыкает, головой мотает, недолго смотрит в сторону. Потом на Полю.

– Друг типа.

Отвечает обтекаемо, а Поле кажется, она знает, что за друг... Да и вряд ли "типа", у Гаврилы всё от души. Что дружба, что любовь. Она таких людей раньше не встречала. А может не присматривалась просто. Но он её поражает.

– Ты правда из Любичей? – она переводит тему, покрываясь мурашками из-за нового движения – Гаврила едет по голени, обхватывает щиколотку, гладит ступню, поднимается вверх по другой ноге…

– Да. Жил с бабкой в деревне до двенадцати. Она меня Гаврилой и назвала…

Пусть назвал её «бабкой», но Полине почему-то кажется, что от его слов веет особым теплом.

– Она жива?

В ответ на вопрос Гаврила мотает головой.

– Нет моей Лампы… – больно ли ему, Поля не знает. Но ей – внезапно да. – Но она успела меня многому научить. Вот тут живет.

Гаврила указывает на грудь, потом возвращает руку на ее тело – давит тяжестью на живот, а Поля ему верит. У него «там» много места.

– В Любичах дом ее остался. Я туда езжу, присматриваю. Мечтаю… – Гаврила делает паузу, хмыкает... – Дети когда будут – туда их, пусть здоровыми растут. Мне кажется, там человека легче воспитать, чем в столице…

Слова парня можно воспринять двояко, но Поля снова не спешит о чем-то спорить. Она там не была. Ей сложно что-то внятное сказать.

– Ты молодой для детей, нет? – поэтому снова тему переводит. Снова видит на лице Гаврилы улыбку…

Он гладит ее через ткань, смотрит в лицо… По миллиметру двигается вниз, обжигает касаниями бедро…

– Люблю детей. Не верю, что они мешать могут…

И снова спорить можно – Поля ведь думает. В её идеальном мире место детям появится ближе к тридцати. Но Гаврила слишком искренний. Да и… Может он прав?

Эта мысль впервые приходит в голову Полины. Раньше она ко всем в оппозиции жила. К отцу – не соглашалась никогда, принимала просто. К Марику. К Варе. А тут…

– Если ты с бабушкой жил, то что с родителями?

Полина тянется к его лицу. Ведет по щеке… Приходит в восторг от того, как приятно царапает кожу пробившаяся щетина… Обводит ухо… Спускается к шее, чувствуя, как дергается кадык...

Ласкает в ответ на его ласку. Так же аккуратно. В надежде, что ему хотя бы немного так же приятно…

– Мамка моя – кукушка. Двоих детей произвела – обоих бабке сбросила и умотала…

В отличие от воспоминаний о бабушке, в словах о маме ни намека на тепло.

– Двоих детей…

– Сестрёнка младшая…

Гаврила объясняется, не дождавшись даже, пока Поля полностью вопрос задаст. А она внезапно замирает…

Он, наверное, хороший брат. Лучший просто…

– Ей повезло…

Полина снова гладит щеку и говорит искренне – с улыбкой. А Гаврила взгляд отводит…

– Не очень. Погибла.

Не хочет стыдить, просто объясняется, а Полину обливает кипятком. Стыдно…

– Прости…

Отмотать бы и не спрашивать. Но поздно.

Гаврила собирается быстро. Снова на неё смотрит. Снова тянется…

Полина стискивает его волосы, не давая оторваться слишком быстро. С ним так приятно целоваться…

Чувствовать, как трогает. Съезжает на ягодицу, оглаживает… Снова наверх, но уже под футболку – дразнит кожу внизу живота, проезжается по нему – горячему… Ласкает ребра…

Отрывается, очерчивая грудь, но пока не касаясь…

Смотрит в глаза, думает о чем-то…

– Тебя и не трогал никто никогда? – спрашивает, заставляя покраснеть, но Поля опять не врет. Мотает головой.

Никто и никогда.

А потом закрывает глаза, отдаваясь ощущениям. Мужская рука накрывает грудь, сжимает сначала, потом Гаврила ведет по ареоле, задевая твердый сосок…

Ловит ее губы, позволяет втянуть в себя язык…

Ласкает пальцами, отрывается…

Наклонившись, через ткань вбирает в себя вершинку…

Это остро. Полины глаза распахиваются.

Между её ног пульсирует. Там тоже надо… Хотя бы тронуть…

Когда Гаврила отстраняется, с губ Полины срывается просьба не останавливаться…

Его рука съезжает под тканью обратно на живот, гладит его. Губы прижимаются к другой груди. Он посасывает, смотря в глаза, а Поля ненавидит чертову ткань...

Когда Гаврила отрывается, Поля инстинктивно тянется к влажным губам пальцами. Ей хочется его обратно. Ей всего с ним хочется. Чтоб раздел. Смотрел. Ласкал.

Он ловит подушечку, целует... Но на том всё.

Вместо новой порции ласк по ее лицу блуждает внимательный взгляд. Скатывается вниз, потом снова возвращается к глазам…

– А мне почему разрешаешь?

Его вопрос требует ответа. Это видно. Поля чувствует.

Облачить чувства в слова – страшно. Зачем это нужно Гавриле – ясно. Он знать хочет, а не догадываться. И Поля может отказаться. Но только в теории. Да и вряд ли сегодня.

– Ты мне тоже нравишься. Очень. Не чувствовала такого никогда.

Она говорит правду, опасно раскрывает душу. Опять тянется к щеке и гладит синхронно с его движениями на ее животе.

Ей тоже хочется сделать ему приятно, но страшно рассмешить неопытностью.

Гаврила молчит, его взгляд теплеет.

Он наклоняется, ладонь разворачивается, пальцы съезжают от женского пупка вниз…

– Доверься… – в губы шепчет. Продолжает движение подушечками пальцев вниз.

Чувствует, как под звуки сбившегося дыхания женские бедра осторожно раскрываются.

– Какие люди… Даже не верится…