Фейерверк в пробирке - Валерий Гусев

И она нашлась. Огороженная решеткой лесенка вела, видимо, в подвал. Дверь не была заперта. Она только взвизгнула, когда мы ее толкнули, будто предупреждала кого-то: посторонние идут.

«Посторонние» оказались в длинном подвальном коридоре, освещенном скудными и редкими лампами вдоль бетонных стен.

– Пошли! – и мы зашагали, гулко постукивая каблуками.

Навстречу вдруг показался дядька в синем халате, который катил перед собой длинную тележку, чем-то нагруженную.

Алешка схватил меня за руку:

– Покойника везет, Дим!

Но я уже разглядел, что там едет.

– Покойников в баках не возят!

На тележке стояли два громадных алюминиевых бака с какими-то буквами на боках.

– А может, он их… это… частями? Из хирургии…

– Глупости!

Мы поравнялись с тележкой и дядькой. Из-под крышки одного бака свисали вареные макароны. Из-под крышки другого высовывалась тощая сосиска.

– А вы что здесь делаете? – строго спросил дядька. – Это место не для посторонних.

– Мы заблудились, – сказал Алешка. – Дядю своего ищем. В хирургии.

Дядька остановил свой транспорт. Почесал затылок, достал сигареты.

– Вот так вот идите. Там лестница – сперва на первый этаж, после на второй. Запомнили? Привет дяде!

– От кого?

– Да какая разница? – Он сунул в рот сигарету, сказал как извозчик: «Но!» – и покатил свои макароны дальше.

А мы вскоре были на втором этаже, в конце коридора. Здесь был так называемый медпост. Сестра увидела нас, распахнула рот, но не успела ничего сказать – Алешка ее опередил:

– Скажите, пожалуйста, а вы делаете уколы в нос?

– Что? – изумилась сестра. – В чей нос? – Рот у нее раскрылся еще шире.

– Нашего дяди. Он сказал, что ему делают уколы не в… это… ну, вы понимаете, а прямо в нос.

Сестра рассмеялась:

– Он пошутил. Так ему и скажите.

– Вот прямо сейчас так ему и скажу, – разобиженно (на дядю, конечно) пообещал Алешка. – А мы ему еще апельсины принесли.

Эти апельсины укрепили возникшее доверие, сестра взяла какие-то таблетки, разложила их на столике с колесами и погнала его по коридору.

А мы прижали уши к знакомой двери. В которую только что вошел, оглядываясь, тот самый парень. Миха.

Вот что мы услышали.

– Привет, Женька! Узнаешь?

– На «ты» я с незнакомыми не разговариваю, – был высокомерный ответ.

– Ну, ладно. Раз уж так, апельсинчиком угости.

– Прошу вас.

Мы отскочили от двери, сели на диванчик. Алешка весь погрузился в пакет с апельсинами, а я стал изучать «Правила поведения пациентов 2-й хирургии».

Миха вышел и, очищая на ходу апельсин зубами, довольный, пошел к выходу.

Мы его запомнили. Теперь даже в темноте узнаем, даже со спины не ошибемся.

– Ну вот, – сказал Алешка. – Пошли домой, окна мыть.

Окна, конечно, нам не пришлось мыть. Окна и без нас сияли. Сияли так, будто они тоже радовались солнечному дню золотой осени.

Мама на кухне пила чай.

– Что так долго? – спросила она. – Очередь в прачечной?

– Как сказать… – среагировал Алешка. – Очередь не очень большая. Всего один какой-то старшина.

– У! – понимающе кивнула мама. – Сдавал в стирку сто чехлов для тысячи орудий, да?

– Почти. Полотенца.

– Для всей Российской армии? – спросила мама с хитрой улыбкой.

– И портянки, – засмеялся Алешка. – Для всей своей роты.

– Так, – мама погасила улыбку, поставила чашку в мойку. – Дружно берем пылесос, метелку для пыли – и вперед. Это вам не портянки в чистку сдавать.

– Сначала обедаем, – предупредил Алешка.

– Не заслужили еще. Пока я обед разогрею, вы как раз все закончите.

Как ни крутились – пришлось. И управились довольно быстро. Алешка, когда захочет, его не остановить. Вот только почему? Явно неспроста.

Обедал Алешка с той же скоростью, как и убирался. Я еле поспевал за ним.

– Мам, – сказал он с набитым ртом, – мы сейчас сбегаем в одно место, ладно?

– В какое? Если в парк… – мама поморщилась.

– В больницу.

Тут мама сразу же автоматически протянула руку к аптечке, за градусником. И нахмурилась:

– Добегался?

– Да мы хотим дядю Васю навестить. Он, мам, очень одинокий. Ему никто апельсины не носит.

Маме такая забота о каком-то дяде Васе понравилась.

– В холодильнике яблоки еще есть, – сказала мама. – Он сирота, что ли, этот дядя Вася?

– Одинокий мужчина. Как Карлсон. – Алешка встал. – Мы пошли. Дим, за мной! Мам, у нас клизма есть?

– У тебя проблемы? – опять встревожилась мама.

– Это не у меня.

– У одинокого Васи Карлсона?

– Долго объяснять, – сказал Алешка. – Это у одного химика.

Лучше бы он этого не говорил. При слове «химик» в маме проснулась профессиональная солидарность.

– Отнеси ему лучше эти слабительные таблетки. – Она начала копаться в аптечке. Нашла, рассмотрела. – Они, правда, два года как просрочены, но тем лучше. Быстрее подействуют.

Алешка, ни слова не говоря, забрал таблетки, сунул их в карман.

– И клизму давай, на всякий случай.

Мама опять покопалась в аптечке и нашла розовый резиновый мячик с пимпочкой.

Дядю Васю мы застали в коридоре. Он уже поправлялся. Сидел перед телевизором и смотрел рекламу. Там показывали надувную кровать.

– Вот бы мне такую, – сказал Вася. – Пришел – надул; сдул – ушел. Красота в быту, польза в жизни. – Он вдруг вскочил: – Это еще что!

По коридору, позвякивая бутылками, катил свою верную сумку дед. Васю теперь пришел навестить. Я от него уже уставать начал.

Дед остановился, снял свою шляпу и повесил ее на ручку сумки. На нас – ноль внимания.

– Вот, – сказал он Васе. – Доставил. На твоем участке собрал.

– И куда я их дену? – спросил Вася.

– Сдашь, когда поправишься. Нельзя, Василий, оставлять участок без присмотра. Сразу халявщики набегут. Потом не отвадишь. Уж я вчера Люську Косую гонял.

– Ну вот ей и отдай, – сказал Вася. – Потом разберемся.

– А эти чего тут делают, хулиганы? – наконец-то обратил на нас внимание дед. – Я их знаю.