Пока муж в командировке - Карина Тихонова

– Ваня, ты сам его и выпил, – напомнила я.

– Ну и что?! Все равно непорядочно!..

Договорить он не успел. Катерина вынула из бумажника еще одну стодолларовую бумажку и задумчиво пошелестела ею в воздухе. Ванек умолк, испуганно глядя на Катьку.

– Вань, одолжи сотню, – попросила Катерина. – Я завтра отдам.

– Не могу!

– Почему? Я тебе одалживала!

– А я не могу!

Я снова пришла на помощь подруге:

– А мы твою машину помыли! А тебе все некогда.

Тепляков смотрел на нас, подозревая новый подвох, однако все же поблагодарил.

– И все? – удивилась Катерина. – А чаевые?

– Отдай кошелек! – взревел Ванек, доведенный до белого каления.

Катерина засмеялась, сунула сотню в его бумажник, бросила Ваньке.

– Жадный ты, Тепляков, – сказала она. – Жадность тебя и погубит.

Получив бумажник, Ванек сразу успокоился. Достал купюры, тщательно пересчитал их, шевеля губами. С сожалением вздохнул, поднялся с пола. Поразительно, но он мгновенно заулыбался и расцвел, словно ничего не произошло!

– Ладно, кровососы, мы в расчете. Завтраком угостите рабочего человека?

– И не подумаем! – отрезала Катька. – Забирай свое барахло и топай отсюда. Кстати, а с чего ты решил называться рабочим человеком?

– Работаю много! – объяснил Тепляков. – Рисую и рисую… По восемь часов в день! Рука отваливается!

Катерина опустилась на корточки, перебрала картины, стоявшие у стенки. Подняла голову, внимательно посмотрела на их автора.

– Знаешь, Тепляков, если бы у тебя был КПД хотя бы как у паровоза, ты бы, наверное, стал хорошим художником.

Ванек искренне обиделся и даже рискнул назвать Катьку дурой необразованной.

– Много ты понимаешь! Да я в месяц шесть картин загоняю… По двести баксов минимум!

– А говоришь, денег нет, – поймала я.

Тепляков понял, что заврался, и махнул рукой:

– Ладно, не хотите кормить – дайте хоть чашку кофе. Одну! Я сегодня еще не завтракал.

– Это ты жене объясняй! – не дрогнула Катерина. – Ишь рожу отъел! В два дня не обгадишь!

– Значит, я жадный, да? – рассердился Ванек. – На себя посмотри, оглобля!

Отодвинул Катьку в сторону и широкими шагами устремился на кухню. Катька ахнула и бросилась следом. Не успели они скрыться, как я услышала возню и испуганный Катькин возглас. Следом раздался звон разбитого стекла. Тут я очнулась и побежала к ним.

Тепляков стоял, склонившись над столом, в позе бегемота на водопое. В руке он сжимал узорную слоновью ножку. Сине-золотые осколки разлетелись по кухне, на скатерти медленно расползалось мокрое пятно виски.

Катька держала в руке столовую ложку. Она смотрела на Теплякова со страхом и облегчением.

– Успел выпить? – спросила я, тоже испугавшись.

– Слава богу, нет, – ответила Катерина.

Тут Тепляков обрел дар речи. Швырнул ножку на стол и заревел, как раненый буйвол:

– Крохоборки проклятые! Жлобихи! Прямо по рюмке долбанула, дура! А если бы стекло мне в глаз попало? Или в щеку? Изуродовала бы человека! Насрать ей на это! Лишь бы не дать глотка сделать! Пропадите вы пропадом, дуры! Ужритесь, упейтесь сами!

– Заткнись! – прикрикнула я, но Теплякова уже несло на всех парах.

– Конечно, я слепой! А кому это ты третью тарелку поставила? Кто это к тебе на ночь глядя в гости зарулил? Примерная жена! На вид такая скромница, не приведи господь! Ах-ах, она и слова на матерном не знает! Лицемерка!

– Высказался? – осведомилась Катька.

Я не могла говорить, придавленная тепляковской проницательностью. Еще одним свидетелем больше!

– Не высказался! – запальчиво ответил Ванек.

– Тогда иди ораторствуй на улице, – посоветовала Катерина. – Там народу больше. Все, топай отсюда, надоел.

– Ключи отдай, – потребовал у меня Тепляков.

– Какие ключи… Ах да! – вспомнила я. – Катерина, проводи его и отдай ключи от машины.

Катька толкнула гостя в толстую спину. Ванек оглядел меня на прощание суровым взглядом и припечатал:

– Не ожидал от тебя, мать.

Развернулся и затопал на выход. Катька пошла следом. Полотенце размоталось и упало ей на плечи, короткие золотые вихры вызывающе растопырились во все стороны.

Я услышала, как открылась входная дверь, потянуло сквозняком. Потом Катька что-то неразборчиво сказала, Тепляков внезапно охнул, дверь захлопнулась.

Катерина вернулась на кухню, потирая бедро.

– Все-таки ущипнул, гад, – пожаловалась она.

– Ты тоже в долгу не осталась.

– Не осталась. Заехала коленом ему в самое драгоценное. Ничего страшного, пусть передохнет немного от личной жизни. – Катерина плюхнулась напротив меня, взъерошила и без того лохматую голову и весело спросила: – Ну что, мать? Первый раз в жизни Тепляков убрался от тебя без навара?

– Нет, – ответила я. – Тепляков не может убраться от меня без навара. Это противоречит его природе. У него в кузове осталось пять моих картин.

Минуту Катька смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Потом задумчиво сказала:

– Знаешь, что самое смешное? Ему, пожалуй, удастся их продать!

Тут мы обе согнулись пополам и огласили кухню истерическим смехом. Напряжение, копившееся внутри нас, все-таки нашло выход.

Прошло два дня.

Они пролетели в какой-то неразберихе и суете: сначала мы перемыли всю домашнюю посуду, предварительно избавившись от приборов незнакомца. Потом учинили генеральную ревизию в шкафах и холодильниках. Поскольку мы не знали, в каком именно продукте может находиться отрава, то решили избавиться сразу от всего. Опустошили холодильник, опорожнили шкафы, сложили продукты в плотный непроницаемый пакет, перевязали его веревкой и выбросили в мусорный контейнер. Катька, правда, предлагала оставить кусок мяса, лежавший в морозилке, но я была неумолима: никаких исключений.

Таким образом, я осталась без пропитания в прямом смысле этого слова. Но деньги у меня еще были, и мы с Катериной совершили набег на ближайший универсам, где и набили две полные сумки.

Приволокли их домой, наготовили разносолов.

– Эх, жалко, Пашки нет, – сказала Катька, снимая пробу с роскошного огненного борща. – Такое изобилие, и не перед кем похвастаться! Прямо хоть Теплякова приглашай, не к столу будет сказано…

Я промолчала. Упоминание о муже снова больно резануло мою подозрительную душу. Неужели Пашка… Нет, не хочу об этом думать.

Я стукнула ложкой по краю тарелки.