Самосвал - Владимир Лорченков

так вот. про оружие. то есть про университет, но это необходимая подводка к твоему сну, брат. поступил вызов, что стреляют, полиция приехала — и полчаса, оцепив университет, они мужественно звиздели по рациям. пока в одном из корпусов взаправду не убили 30 человек. это вместо того, чтобы по приезде начать выводить людей из корпусов, прикрывая их — ну да, блядь, а вы чего хотели, или ваша работа это мужественный звиздеж после того как все кончилось? — прикрывая их собой.

полчаса дети в какой-то аудитории сидели, потому что им так сказала полиция, а потом туда вошел кто-то и расстрелял их всех на хер. долбануться.

что самое страшное. этого шерифа можно было одеть в форму российского МВД, или молдавского МВД, или оставить на нем эту при-трахнутую американскую звезду — это ровным счетом ничего не меняло. они все одинаковы. они все получают деньги за то, чтобы быть настоящими мужиками, когда этого не нужно, и ссать в кустах, переговариваясь по рациям, когда нужны действия.

долбануться. ты растишь ребенка — у тебя есть ребенок? если нет, заведи, брат. это потрясный трансцендентный опыт — ты растишь ребенка. вытираешь говно руками с его задницы. ты учишься кого-то любить наконец-то по человечески. оно на твоих глаза превращается из инопланетянина в человека. вырастает, с кровью вырывается из твоего дома, из твоего сердца и едет в университет, чтобы его там пристрелил другой чей-то ребенок, выращенный с кровью, с любовью, у которого что-то щелкнуло в голове и который взял в руки винт. долбанный ваш рот. я, совершенно циничный, спокойный, железный человек, который не нервничает, потому что презирает все вокруг, весь этот мир гребанный, и то за всю свою жизнь раз пять-шесть хотел взять в руки винтовку. и не факт, что не взял бы. ее просто не было рядом.

так почему вы, полупиндеры, не запретите это гребаное оружие? не надо про сейфы и культуру оружия. любой, у кого есть ребенок, знает. лучший способ обезопасить его от чего-то — сделать так, чтобы этого Чего-то в доме просто не было. потому что за ребенком не ус-ле-ди-шь. и от того, что детям, которые в этом долбанном университете сегодня (вчера) стреляли и умирали, было уже за 20, не меняется ровным счетом ничего. давайте как взрослые люди признаем: никто из нас так и не повзрослел с тех пор как мы были детьми.

максимум, мы начали еще делать других детей.

так почему вы, полупиндеры, не запретите свободную продажу вашего гребанного оружия? вы им себя защищаете? клево вы себя защитили 11 сентября.

я не буду больше высказывать свои соображения насчет всей этой фигни. я коплю на остров, маленький остров. там я намерен трахать телок, растить детей и держаться от всех подальше. знаешь, брат, наш с тобой любимый писатель Воннегут не умер. умерли очередной малый-не-промах и тридцать человек в университете США сегодня утром. хотя малый-не-промах тоже не умер. интересно, где он снова объявится?

теперь о твоем сне. ты говоришь, во сне к тебе спустился на веревочках огромный пистолет, и ты никак не мог взвести курок этого пистолета. ты спрашиваешь, может, это что-то фаллическое, ха-ха, тем более, что у тебя и правда, признаешься ты, пару недель назад на вечеринке эта штука не сработала. слушай, брат, не парься. в твоем-то возрасте всякая фигня лезет в голову. сработает и еще не раз. а когда вообще забьешь на эту штуковину, что болтается у тебя между ног, так она вообще как отбойный молоток станет стучать, без отказа.

да и потом, судя по описанию той чувихи, которая тебе дала, вернее, пыталась дать, твой дружок повел себя совершенно верно. она ничего на личико, говоришь ты, но весит лишнего. килограмм двадцать у нее лишние, аж с боков свисает, ха-ха. сиськи классные и здоровые, но без лифчика обвисают. ну так, тяжелые ведь. но живот висит, и когда поднимаешь его складку вверх, оказывается, что внизу под ней, будто бы сыро. там все влажно от пота, словно под мышкой. ну так, а ты чего хотел — там под пузом влажно и сыро, потому что никогда не проветривается. пузо же мешает, а у девчонки должно быть только одно место, где влажно и сыро, и это не складка под животом. это уж точно, ха-ха. вот как ты ее описываешь, а потом спрашиваешь: а все ли у меня в порядке. эй, парень! ну так, блин.

на такую и у меня бы не встал, приятель. но на будущее совет. даже если перед тобой свиноматка. а судя по всему, перед тобой и была свиноматка. но тебе все рано охота повесить ее скальп на пояс, просто попроси ее поработать ртом. ротиком, ротельничком, ха-ха. понимаешь? и никакого отношения к этой глупой истории твой сон не имеет. потому что (теперь можешь записывать): этот пистолет символизирует начало нового тебя. новой жизни. это не просто сон. это видение и откровение. с этого дня что-то щелкнуло в тебе. как тумблер в ядерном чемонданчике. и ты. начинаешь. становиться. другим. в чем это проявится — уже зависит от тебя одного. может быть, ты сколотишь самую крутую в вашем универе музыкальную банду. может, прославишься как пацифист. скорее всего, как пацифист, и пистолет на это явно указывает. ты взорвешь этот мир любовью, сечешь, парняга? вот что сказал тебе пистолет из твоего сна. и извини за дурацкую подпись: таковы гребанные правила.

Искренне ваш, сотрудник астрологической службы “Опиния”, Маг Второго Круга, магистр Академии Солнца, обладатель официальной лицензии толкователя снов (номер 453473937, Регистрационная Палата РМ), Владимир Лоринков».

— Иа, — говорит Матвей.

— Заткнись, — говорю я.

— Ма, — хлопотливо обегает он гостиничную кровать. — Иа се?

— Заткнись, — едва не плачу я.

— Иа, — у него дрожат губы.

— Заткнись! — ору я на него, после чего, как истеричная мамаша, набрасываюсь на него с поцелуями, тискаю и обнимаю, чувство вины великое дело, ага.

— Иа, — тихо говорит он.

— Заткнись, — наливаю себе стакан воды я. — Это был пляжный роман, понимаешь? Сечешь, мужик.

— Бульбуль, — вспоминает море он.

— В следующем году поедем, — обещаю я. — Если денег хватит.

Денег, судя по всему, хватит. Мы в Москве, в гостиничном номере, причем добирались сюда не на метро, а на персональном автомобиле, да не с железнодорожного вокзала, а из аэропорта. Нет, я не подался в гастарбайтеры. Нам повезло: мы с десятком рассказов попали в короткий список престижной литературной премии для молодых писателей. Не старше двадцати пяти. Мне вручили статуэтку, которой Матвей сразу же едва не убил гостиничного кота, любимца приезжих и администраторов, и, что куда важнее, пятнадцать — пятнадцать, мать вашу! — тысяч долларов. Это внушало определенного рода надежды. Конверт с деньгами я спрятал на дне рюкзака, рюкзак сунул в шкаф и сразу же позвонил своей знакомой.

— Конечно, я буду, — говорит она, пока я расстегнутыми манжетами сметаю со стола крошки и пыль, — что вам привезти?

— Ну, — задумываюсь я, — философский камень, еще какой-нибудь алхимической фигни и, самое важное, выпить.