Псих из Крашти - Мара Вересень

Про жертвы Пешка тоже читал. Из тех, у кого вот-вот дар проявится, хорошие жертвы выходят, из детей еще, из девиц нетронутых, особенно, если добровольно. Но Пешка не хотел добровольно. Он вообще никак не хотел.

— Мастер, я сумку с телеги… когда слезал. Там печати и… известь с солью. Тут где-то. С… сумка

— Не поможет сумка.

— Тогда… бежать? — в последней надежде произнес он.

— Не успеем. А такое нельзя оставлять. Порог слышишь?

— Д-да. За спиной прямо. И под пятками. Я пятками этими как над обрывом. И будто разорвет сейчас. Холодно.

— Тихо, парень. Соберись, понял? Первый раз всегда, как с обрыва.

В первый раз? Разве он уже не?.. Или это еще не оно?..

— Как шагнешь, руку вперед и хватай, — непонятно сказал Зилвестер.

— Что хватать?

— Оружие. Ритуальное. Ты сильный. Тебе положено. Думал, не знаю, что это ты атлас с темными клинками легенд из читальни спер? Что хочешь?

— Меч, — ляпнул Пешка и зачем-то сдуру добавил, что думал, когда смотрел на картинки с короткими ножами и кинжалами. — Ножом неудобно гулям по бошкам…

Зилвестер не то хрюкнул, не то кашлянул, будто ржать хотел или обругать, но сдержался.

— Пусть, — сказал. — Неважно. Главное, как шагнешь — сразу хватай. Иначе нам тут конец.

— А слова? Заклинать как?

— В бездну слова, все чушь, крови довольно будет. На три счета… И-и-и… Три! — И как полоснет поперек запястья не пойми чем.

Пешка дернулся, шагнул. Не вперед, как люди ходят, а назад. Подумал еще, что сейчас подлому мастеру ноги спецом отдавит. Но рядом будто никого не было. Ледяной ветер в один миг содрал плоть с костей, Пеша пошатнулся, руками махнул, как хватаются, чтобы не упасть, и… схватил. А потом его за разрезанную руку назад дернуло, словно там ниткой привязано было.

— Вот же бесье семя, — гудело в ухе, а перед глазами оседала мелкими мушками муть. Тянуло к земле, но Зилвестер подпер плечом. Потом встряхнул. — Стой, не вихляйся. С обретением. Глаза хоть открой, или забыл, как моргать, некромант? Не такому, как я, тебя на порог в первый раз водить, но уже как вышло. Обратно не откатишь. Теперь, глядь, меч. Вот же дурь… Эй? Не падай мне тут! Эй!

По лицу шлепнули. Не больно, но чувствительно. Глаза открылись. Хотелось обратно закрыть. Костяной рукой, своей костяной рукой Пешка держал под крестовиной меч. Такой, как ему снился. Здоровенный. И Пешка как-то чуял, что тяжелый, а в руке держать — будто и не весит ничего.

— Вот теперь порисуем. Я скажу, как, а ты веди. Да не смотри ты на врата! — Зилвестер повернул голову Пешки, к себе. — Понимаю, что тянет. Раз меня тянет, тебя и подавно должно. Соберись. Не смотри туда и… Вот за меня держись. — Пешка мацнул за отставленный локоть, мастера переколотило. — Тьма… Ну и силища. Только все одно без… рисования кисло будет. Да и я по-другому не умею, а голой силой ЭТО не заткнуть. Вдоль ограды. На нее и заякорим для устойчивости. Так надежней будет…

Когда цепочка политых кровью рун, огибающих уже проявившийся вихрь, замкнулась, оказалось, что Пешка стоит снаружи, гудящего сине-лиловым колючим светом круга, а мастер Зилвестер внутри, на сложном знаке, похожем на якорь, только вывернутом. И с вектором силы. И с усилителем. И… Пешка думал это такой хитрый замок на круге, чтоб держало сильнее. Сначала. А как мастер в него встал…

За спиной Зилвестера пульсировал провал. Пешка видел как проминается совсем тонкая, словно пленка киселя, перемычка, за которой ворочается голодное не-живое…

— На три счета, парень, — сказал Зилвестер. — Как только серые полезут.

— Кто?

— Зайки, — ухмыльнулся мастер и с такой же улыбкой дальше продолжил: — Сначала руки. Потом вот тут, — он провел по горлу. — Не трусь. Можешь даже глаза закрыть. Я сам подставлю. Твой клинок, пока что, лучше тебя знает, что делать. Только потом внешний контур запрешь и бегом в храм, понял? Не думать. Бежать. На красный круг. От крови крышку по любому сорвет, так что лучше там. И… прости меня, дурня старого. Не так оно все у тебя быть должно было*. Да только до поселка всего ничего, а из нас двоих ты — некромант, а я так, лопату подержать.

Зилвестер опустился на колени, положил руки поверх, выворачивая жилистыми запястьями с нитками вен. Приподнял голову, чтобы Пешке было ловчее…

Во рту стало кисло. Гудело в ушах, немели пальцы от ставшей колкой и щипучей, как иней, крови. К вратам, мастер был прав, тянуло так, что пришлось меч в землю упереть, чтоб не снесло. Ледяной ветер нещадно трепал отросшие волосы, и те лезли в глаза. Вот только ветра никакого не было. Здесь. Ветер былоттуда.

— Ты сам поймешь, когда пора, — дернул горлом пожилой мастер, улыбаясь спокойной улыбкой, которая бывает у мертвецов, успевших все, что собирались. — И не бойся. Все правильно. Чтобы одолеть мертвое, нужно отдать живое. Неважно, что это, кровь, плоть, часть сути, часть мира, собственная жизнь или чья-то жертва. Лучше добров…

Брызнувшая Пешке на лицо кровь была сладкая-сладкая.

Потом он побежал. Сквозь серое. Только красное было красным. Успел. Упал, хрипя и колотясь, на красный рунный круг в храме до того, как некроформ проломил слабую скорлупку тела**.

___________________

* Некромантам, как и целителям, нельзя отнимать жизнь. Целители полностью либо частично теряют дар, некроманты, попробовав крови, сходят с ума и впадают в зависимость от желания убивать снова. Добровольное согласие жертвы роли не играет, если убийство случилось во время первого контакта с гранью или в день обретения, когда некромант заклинает на пороге свой ритуальный клинок.

** Когда первый контакт и обретение происходит одномоментно — некромант с большой вероятностью будет неспособен управлять проекцией грани (некроформом). А если при этом еще и убьет кого-нибудь…

5

Здесь и сейчас.

— От темных держись подальше, особенно от некромантов, — поучала когда-то Аманду тетка, — привяжешься, пропадешь. Придет нужда, любого на жертвенник уложат и горло вскроют так же легко, как свою ладонь, если поймут, что ладони будет недостаточно. Они называют это «другой вариант». Особенно одиночек остерегайся. Семьи у них нет, уму-разуму учить и мордой в пакости тыкать некому, только