Нас нет - Мария Коваленко

— Мама, что ты говоришь?..

До этого мозг соображал с трудом. После разговора со Славой все было как в тумане. Но слова мамы заставили очнуться.

— Я помещусь! Я же маленькая! Главное, чтобы Тимур был с нами.

— Мама, нет. — Слезы так и не полились. Легче не стало. Однако время на слабость, похоже, вышло. — Операция будет! Мы ничего не станем отменять. Квартиру тоже продавать никто не собирается. Забудь об этом.

Руки и ноги слушались плохо, но я смогла дотянуться до телефона и найти в контактах номер знакомого адвоката.

Он был в курсе моих проблем со Славой. Видел компромат, который наклепали юристы Мисюрова. Лично общался с бывшим мужем, когда я еще надеялась насовсем избавиться от удавки на своей шее.

— Я справлюсь. Все будет хорошо.

Чтобы мама не слышала ни слова из разговора и не нервничала еще больше, я сунула ноги в туфли и вышла за дверь.

Дальше все было почти как четыре года назад, когда я смогла-таки получить долгожданный развод.

Один короткий разговор по телефону. После него — встреча в адвокатском бюро. Несколько часов. Допоздна.

Бумаги и фотографии.

Еще больше бумаг.

Снова фотографии.

Три кофе подряд и две пары уставших глаз.

Не знаю, на что надеялась. Наверное, на чудо. Очень хотелось верить, что со временем чужие лживые показания стали не такими ядовитыми, а на фальшивых фото вдруг окажусь не я, а другая женщина.

Это были уже знакомые круги ада. Без особых надежд на быструю победу. Но с верой, что добиться нужного решения все же можно.

— Если докажем, что компромат — фальшивка, то можно будет потребовать лишения родительских прав. Бывший муж больше никогда не заберет у вас сына.

Мой адвокат снял очки. Потер покрасневшие глаза. И отложил, наконец, документы на край стола.

— В прошлый раз мы не стали рисковать... но ситуация изменилась. Тогда сын был со мной. Теперь нет.

Я откинулась на спинку кресла. Прикасаться к бумагам больше не хотелось. От всех этих проплаченных доносов соседей и шедевров фотошопа уже тошнило.

— Да, изменилась... — Взгляд, который направил на меня собеседник, я уже знала. Ничего хорошего это не предвещало. — Я считаю, что бороться можно и нужно. Рано или поздно суд вынесет правильное решение. Вот только...

Не договорив, он вздохнул.

— И что же «только»? — Уже догадывалась, но хотела все же услышать ответ.

— Мне жаль, но даже по решению суда вернуть ребенка из другой страны будет непросто. На это могут уйти месяцы. А если отец потребует пересмотра дела по своей юрисдикции, кроме времени понадобится еще и состояние.

Было плохо после разговора со Славой. Но сейчас стало еще хуже.

Вместе с этими «месяцами» тело покинули и остатки сил. Не хотелось верить, что это реальность. В голове все еще не укладывалось, что вместо нового учебного года в дорогой английской школе впереди долгий суд и борьба за возвращение сына.

Прежняя жизнь и так не радовала яркими красками, но сейчас даже эти краски потускнели.

Будто почувствовав, что клиент дальше не вытянет, адвокат не стал больше ни о чем рассказывать. Словно давний друг, помог подняться. Прошел со мной до лифта. Помолчал на прощание. Тоскливо. Горько.

А потом, словно судьбе все еще было мало, раздался звонок.

— Мама, это я!

Я чуть не упала, услышав в телефоне тревожный голос сына.

— В этой школе запрещено пользоваться мобильными, но я украл у училки ее трубку.

— Тим?.. Мальчик мой... — Чтобы не зареветь, я до боли закусила губу. Проклятая боль должна была хоть раз помочь.

— Мама, забери меня, пожалуйста! — Мой малыш никогда не жаловался, не хныкал и редко о чем-то просил. Но сейчас его голос так дрожал, что, казалось, Тим вот-вот заплачет. — Я не хочу здесь оставаться. Мне здесь плохо! Я домой хочу! К тебе! К бабушке!

— Милый, я обязательно тебя заберу! Я всё сделаю! Уже делаю!

— Мама, я очень хочу в Питер. Ты даже не представляешь, как я соскучился.

— Любимый мой, я тоже. Клянусь тебе...

— Мама, пожалуйста, уговори папу вернуть меня. Он считает, что здесь мне будет лучше, но это не так. Не знаю, как его переубедить. У меня не получается. Но тебя он обязательно послушает. Он же всегда тебя слушал.

Сын все же взял себя в руки и как настоящий боец стал растолковывать, что именно я должна сказать, почему это важно и как срочно нужно успеть.

Его голос теперь звучал четко. Тим верил, что уже скоро сможет увидеть меня, нужно лишь немного нажать на отца.

Не давая вставить ни слова, он все говорил и говорил. Просил, чтобы я подтвердила. И после каждого «Да» продолжал с новым напором.

Настоящий сын своего отца. Еще маленький, но уже несгибаемый. Такой далекий от меня, но готовый лгать, воровать, делать что угодно, только чтобы мы снова оказались вместе.

Его невозможно было слушать без слез. Пересохшие за день глаза накрыло рекой. Я не обращала внимания на других людей, искоса пялящихся на меня. На отражение в зеркалах и стеклах.

Боясь выронить телефон из дрожащих рук, слушала своего любимого мальчика. Шептала ему «да» на любой вопрос. И уже четко понимала, что пойду на все, чтобы поскорее увидеть сына рядом. Только со мной. Навсегда.

Денис

Вика все же обиделась.

Я не думал об этом, когда бросил ее в номере отеля. Не морочил себе голову оправданиями. Для меня наши отношения закончились в люксе «Империала».

К сожалению, за четыре месяца моя удобная любовница успела нафантазировать себе будущее с кольцами, голубями и прочими дурацкими атрибутами счастья.

Для этого ей даже не понадобилось ничье участие. Всё сама! Словно я клялся в любви, заталкивая член в тугую плоть. Или просил выйти замуж во время глубокого минета.

Вика разочаровала. От бывшей мисс, искушенной, сообразительной, слишком опытной в подобного рода комфортных отношениях, я ожидал спокойного разрыва. Без нервотрепки и спецэффектов. Но женская обида оказалась сильнее разума.

После прощального подарка — машины, о которой прожужжала все уши, — Вика устроила истерику в моем кабинете. А когда я лично вывел ее из здания и посадил в такси, потребовала отвезти ко мне домой, чтобы забрать оставшиеся вещи.

Что произойдет дома, я мог предсказать лучше, чем синоптики — погоду на день. Все началось бы со стриптиза. Следом была бы попытка стянуть с меня штаны, будто тот, кто владеет членом, владеет и мужским мозгом.

А потом случилась бы очередная истерика. Но уже не для широкой публики, а для меня лично. С криками. Слезами. С выплескиванием всего дерьма, которое успело скопиться от прежних мужчин.