Прыжок самурая - Иосиф Линдер

«Телега» с грохотом покаталась по всем этажам Лубянки и остановилась в кабинете всесильного Берии. Берия стал наркомом в тридцать восьмом, после разоблачения «врага народа» Николая Ежова, в «ежовых рукавицах» которого четыре года задыхалась и стонала вся страна. Лаврентий Павлович быстро разобрался в деле и нашел, где собака зарыта. В Ростов направили очередную комиссию, и управление НКВД по Ростовской области почти в полном составе переместилось во внутреннюю тюрьму.

Инициативность молодого сотрудника была оценена по достоинству. Едва рассеялся пороховой дым в подвалах ростовского управления, как в кресло его руководителя сел не кто-нибудь, а лейтенант Абакумов. Через двадцать три дня после назначения, 28 декабря 1938 года, он получил звание капитана государственной безопасности.

С приходом Абакумова борьба с «врагами народа» развернулась в полную силу. «Черные воронки» днем и ночью сновали по Ростову, следователи не успевали шить дела на «своевременно выявленных» вредителей и террористов. Под твердой рукой нового начальника управление быстро вышло в передовые. 26 апреля 1940 года на широкой груди Абакумова засиял орден Красного Знамени.

В наркомате ставки молодого начальника быстро росли, сам Лаврентий Павлович положил на него глаз. Абакумов мог без суеты и шума «организовать дело», нюхом улавливая «нужный результат», а самое главное – как цепной пес был предан хозяину.

И ценил это не только Берия, но и Большой Хозяин. 25 февраля 1941 года Абакумов был назначен на должность заместителя наркома внутренних дел. В начале войны, когда у села Исаковцы, что под Киевом, наполовину опальный Михеев, вместе со своими особистами прикрывая отход командующего Юго-Западным фронтом генерала Михаила Кирпоноса, погиб, Сталин без колебаний назначил Абакумова на должность начальника Управления Особых отделов НКВД СССР.

В своем выборе он не ошибся: за несколько месяцев тот сумел укомплектовать сильно поредевшие ряды особистов, железной рукой навести в них порядок и организовать отлаженную, результативную работу. Только за август и сентябрь 1941 года были выявлены, арестованы и ликвидированы 397 вражеских агентов и пресечена измена ряда командиров.

С информацией, полученной от Каймадо, Абакумову предстояло очередное испытание. Он хорошо осознавал цену предстоящего доклада на самом верху и клял себя в душе, что поспешил вылезти с ним наверх, минуя Берию. Нарком находился в командировке, и Абакумов успокаивал себя тем, что до поездки в Кремль успеет с ним связаться. Но сегодня ему явно не везло, не прошло и десяти минут после разговора с Поскребышевым, как снова зазвонил ВЧ-телефон.

– Виктор Семенович, вам назначено на двадцать два десять! – сообщил секретарь.

– Спасибо! – глухо произнес Абакумов и невольно поежился: в запасе оставалось чуть больше часа. Он еще раз внимательно перечитал протокол допроса Каймадо и свою докладную. Несколько досадных опечаток в тексте вызвали болезненную гримасу, но времени исправлять уже не оставалось, поэтому, положившись на удачу, он сложил бумаги в папку, вызвал машину и, не дожидаясь доклада дежурного о ее прибытии, спустился вниз.

Зажатый со всех сторон серыми стенами внутренний двор напоминал глубокий колодец, над которым высился пятачок затянутого тучами неба. Абакумов поежился, его мысленный доклад Сталину прервало легкое шуршание покрышек. Водитель предупредительно распахнул дверцу, и он с трудом втиснулся в машину, не рассчитанную на его богатырские габариты.

– В Кремль! – прозвучал короткий приказ.

Массивные металлические створки ворот распахнулись, и тяжелый «ЗиС» выкатился на пустынную площадь. Москва, погруженная в светомаскировку, напоминала призрак. Вышколенный водитель, прекрасно разбиравшийся в кремлевской иерархии, остановил машину на дальней от Спасских ворот стоянке. Оставшиеся метры начальник военной контрразведки преодолевал пешком. После проверки документов он поднялся по мраморным ступенькам в подъезд и по пустынному коридору зашагал в приемную.

На входе дежурный привычно принял у него пистолет и положил в сейф, затем проверил папку и только потом отступил в сторону.

В приемной царила тишина, которую нарушал лишь мягкий шорох больших напольных часов. Мягкий зеленоватый свет настольной лампы отбрасывал на стены причудливые тени. За большим двухтумбовым столом, чем-то напоминая сельского бухгалтера, поскрипывал пером Поскребышев. Он буднично кивнул Абакумову крупной лысой головой, мельком задержался на его лице и снова уткнулся в бумаги.

Абакумов не решился присесть, неловко переминаясь с ноги на ногу, он бросал взволнованные взгляды на часы. Стрелки не торопясь ползли по циферблату, большая подбиралась к десяти, когда на столе тихо тренькнул звонок. Поскребышев поднял голову и предупредил:

– Виктор Семенович, у вас семь минут.

Абакумов, сжав в руке папку так, что побелели костяшки пальцев, осторожно открыл дверь в тамбур.

Из кабинета пахнуло запахом дорогого табака, после полумрака приемной яркий свет на миг ослепил глаза. Вождь сидел за письменным столом и что-то читал.

– Здравия желаю, товарищ Сталин! – громко поздоровался Абакумов.

Сталин поднял голову и долгим изучающим взглядом посмотрел на вошедшего. Этот новый выдвиженец запомнился ему по делу Павла Рычагова, зевнувшего прорыв немецкого «Юнкерса-52» в мае 1941 г. Незамеченный, этот самолет приземлился на центральном аэродроме Москвы, в чем, естественно, следовало разобраться. Абакумов моментально нащупал нити заговора «ретивых военных» и всё расставил по своим местам. С началом войны, в отличие от многих, он не растерялся, сумел сохранить присутствие духа и продолжал с удвоенной энергией выполнять свою не самую легкую и не самую приятную работу. Настоящая мужская сила, исходившая от ладно скроенной фигуры Абакумова, вызывала у Сталина невольную симпатию. На его сером от недосыпания лице появилось подобие улыбки.

– Проходите, товарищ Абакумов! – пригласил он.

И. В. Сталин на совещании с руководством НКВД. 1940-е гг.

Абакумов подошел к столу и в нерешительности остановился.

– Присаживайтесь. Ну, докладывайте, что там японцы против нас замышляют?

Генерал положил на стол папку, опустился на стул и замер. Минуты, в течение которых Сталин просматривал документы, показались ему вечностью. Но вот последняя страница была прочитана. Сталин тяжело поднялся из-за стола и подошел к окну.

«Подлец! Все вы одним миром мазаны! – с ненавистью подумал Вождь о министре иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуоке. – Двенадцатого апреля ты, мерзавец, в этом кабинете головой клялся, что не вступишь в войну… – Услужливая память подсказала те самые слова: „Завтра соглашение подписано, господин Сталин. Давайте уточним формулировку: «В случае если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет». Если я солгу, моя голова – ваша“. – Врал, собака, за поставки нефти от Северного Сахалина отказался, а сам спал и видел, как бы оттяпать у нас Дальний Восток. Думал, меня, как козла морковкой, можно поманить своими намеками: „Судьбу Азии должны решать две силы – Япония и Россия, и потому нам лучше идти рука об руку. Япония закроет глаза, если СССР устремится к теплым морям и захочет получить порт Карачи…“. Тоже нашли дурака! Теперь-то я знаю, чего стоят твои слова. Вот и разведка подтвердила, что вы готовы прыгнуть нам на спину! Ну уж нет, не дождетесь! Вы еще ответите нам за Цусиму!»