Миссия доброй воли - Роман Караваев

– Скажи, что мы приглашаем его в шалман. В столичный кхаш то есть, где собираются эти... как их... словом, местные мазилы. Я думаю, это заведение из лучших. Люди искусства – не дураки выпить.

Уяснив, что застолья с земным пойлом не будет, Шихерен’баух успокоился и проскрипел:

– Согласен. Но почему кхаш цартели? Это презренное занятие для хуси-хуси поко, слишком ленивых, чтобы заниматься делом. Они непочтительные и буйные. Могут обидеть ашинге.

«Вот как!» – удивился Эрик. А вслух сказал:

– Мы, пха, должны изучать всех обитателей вашей планеты, и благородных тэд’шо, и низких пасеша. Этого требуют Устои и высокий Хурши, которому мы подчиняемся.

– Аха! Устои надо уважать и выполнять веления владыки, – произнес Шихерен’баух, поскреб левую шишку и призадумался. Затем молвил: – Лучший кхаш цартели – напротив Пха’гебаима. Ждите меня там. – Он нырнул в салон, включил навигатор, и машина умчалась за ворота.

– Он согласился, – сказал Эрик Петровичу. – Согласился и объяснил, где его ждать. В кабаке возле Пха’гебаима.

– Ну, вот видишь! Все братья-гуманоиды в одном на нас похожи: любят халяву.

Они отправились к шаухам в подземный зал. Абалаков выбрал экипаж зеленого цвета и, не включая автоматику, выехал на мощенную камнем дорогу. Он уже отлично справлялся с транспортом хапторов, несмотря на то что даже в переделанном виде кабина была великовата для людей и рычаг маневра не рассчитан на человеческую руку.

Пока мчались через лес, Эрик размышлял о своих лингвистических приобретениях. За пару месяцев, сопровождая старших коллег, он изрядно поднаторел в языке, чему помогли визиты Хурцилавы и Шошина в Гешехт, а еще более – контакты Харгрейвса с торговым ведомством. Но слово «цартели» было ему незнакомо, и тут полагалось уточнить, что имел в виду Шихерен’баух: только ли украшателей стен и потолков или еще и их статистов. Не исключалось, что термин употребляли в переносном смысле, и он означал что-то другое, не профессию, а, скажем, пустозвонов и бездельников.

Словарь Эрика в части ругательств особенно пополнялся в Гезунде, ибо торговые чиновники не стеснялись в выражениях. Типичной формулой отказа служило хохо’гро, а когда речь заходила о ценах на земные товары, Харгрейвсу предлагали шинге шеге, то есть обломать рога, или хуси-хуси поко, трахаться извращенным способом; последний термин также обозначал урода или извращенца. Чиновники Гешехта вели себя корректнее; в крайнем случае, для демонстрации неприязни к землянам, называли их не ашинге, а шуча и кирицу’ххе. Хурцилава говорил, что на клане Кшу, к которому относится служба Левого Рога, лежат контакты с другими мирами хапторов, что-то вроде внешней политики; именно по этой причине Кшу, а не другие династии, принимали миссию землян. Предполагалось, что в будущем, при благоприятных обстоятельствах, Кшу возьмут на себя роль постоянных контактеров с Ашингебаим, то есть Страной Безрогих, как называли здесь Земную Федерацию.

Абалаков, не снижая скорости, активировал дисплей и стал изучать схему Харшабаим-Утарту. Пха’гебаим обнаружился в седьмом секторе, ближе к центральной части столицы. Над панелью дисплея поднялась голограмма квадратного здания о трех этажах, схематично обозначенных тонкими зелеными линиями; в середине зияло пустое пространство, площадка или сквер. Судя по указателю масштаба, здание было огромным.

– Тетрагон, – буркнул Петрович. – Для чего такая махина? Военное ведомство, что ли?

– Нет, это научный и учебный центр династии Хочара. Пха’гебаим – «Место двурогих», то есть особо умных и благородных, – пояснил Эрик. Затем присмотрелся к схеме и добавил: – Кстати, вокруг Пха’гебаима четырнадцать питейных заведений. Непонятно, какое имел в виду Шихерен’баух.

– А как он сказал?

– Сказал, напротив.

– Значит, будем ждать напротив входа. Спросишь, здесь ли кучкуются твои художники. – Петрович передвинул рычаг маневра, и скорость шауха увеличилась. – Ты вот говорил мне, что нет у хапторов нормальных статуй и картин, нет опер и симфоний, и романов тоже нет... А почему? Где глобальная причина? Не мелкое и сиюминутное, а то, чего природа их в принципе лишила? Ты размышлял на эту тему?

– Конечно, – молвил Эрик.

– И что же?

– С воображением у них плоховато. Грубые существа, прямолинейные, без всяких фантазий.

– С воображением! – фыркнул Петрович. – Это, друг мой, не причина, а одно из следствий. Я полагаю, дело в ином. Есть у меня одна гипотеза... хочешь, могу поделиться.

– Я весь внимание. – Эрик поерзал на широченном сиденье. – Твои гипотезы, Иван Петрович, что зерна среди плевел... Даже не зерна, бриллианты!

Инженер ухмыльнулся:

– Ай, дипломат! Ай, льстец! Ну, слушай: в начале начал сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, как тьма над бездною, и лишь Дух Божий носился над водами. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог, что он хорош, и отделил свет от тьмы... Это откуда?

– Из Библии. Первые строки Ветхого Завета.

– Слушай дальше: о люди! Поклоняйтесь вашему Господу, который сотворил вас и тех, кто был до вас, который землю сделал для вас ковром, а небо – зданием, и низвел с неба воду, и вывел ею плоды пропитанием для вас... Узнаешь?

– Коран... да, несомненно Коран!

– Коран, Библия, великие книги древней Земли... – произнес задумчиво Абалаков. – Послушай еще, Эрик. – Его голос внезапно стал тихим и напевным: – Благословен ты, Господь, Бог наш, владыка Вселенной, наделивший сердце мое способностью отличать день от ночи... Благословен ты, Господь, Бог наш, владыка Вселенной, дарующий зрение слепым... Благословен ты, Господь, Бог наш, владыка Вселенной, освобождающий узников от оков... Благословен ты, Господь, Бог наш, владыка Вселенной, распрямляющий согбенных... Знаком ли тебе этот текст?

Эрик почесал в затылке:

– Какая-то молитва. Думаю, христианская.

– Иудейская. С этого у нас начиналось... Можно и другое вспомнить – Индию, Грецию, Китай, Египет и Шумер... Всюду начиналось с веры и богов! Музыка, песнопения, книги, живопись, скульптура... Все от этого корня, юноша!

Рука Эрика вновь потянулась к затылку:

– Ты хочешь сказать, что хапторы лишены религиозного чувства?

– Именно так. Ты вот сказал – воображение... Это отчасти правильно, ибо воображение порождает веру. Вера же в свой черед – мощнейший стимул для развития фантазии. Надо придумать богов и массу связанных с ними событий, героические легенды и прочую мифологию, создать обряды с пением и танцами, построить храмы, изваять статуи... Если здесь пусто, то и культуры нет. Разумеется, в нашем понимании.

Некоторое время Эрик размышлял, глядя на убегающие назад деревья. Затем произнес:

– Так что ты предлагаешь? Внедрить у хапторов религию?

– Боюсь, поздновато, – отозвался Абалаков. – Если только не найдется у них предпосылок для веры в чудеса, чего-то тайного, скрытого, что можно направить в религиозное русло... Ты поищи, поищи. Они ребята прагматичные, но вдруг...