Би-ба-бо - Марина Порошина

– Черт, а вот как мириться, на курсах не научили, – потер переносицу Вадим. – Лариса, простите меня, а? Хотите, на колени встану? Ну пожалуйста, давайте начнем все сначала.

– Давайте. Итак, по моим зрачкам вы прочли, что я изнываю от любопытства: кто вы такой и что вам за дело до литературы? – Лариса ощутила азарт. Кажется, она ему тоже нравится. – И вы решили любезно удовлетворить мое любопытство, не заставляя расспрашивать, потому что это невежливо.

– Все, что угодно! Я действительно занимаюсь бизнесом, далеким от прекрасного, – акции, ценные бумаги. Можно это с натяжкой назвать и торговлей. А учебник написала подруга моей мамы, Анна Ивановна. Она всю жизнь проработала в школе, где моя мама была завучем, один из самых известных в городе педагогов. Все это она годами писала в стол, никому в рамках обычной школьной программы это было не нужно. Но теперь вот появились всякие школы, гимназии, лицеи. Один из ее учеников стал директором гуманитарного лицея при университете, он предложил ей написать учебник на основе ее черновиков. Дети будут по нему учиться. Тетя Аня счастлива. Но денег у лицея на это, конечно же, нет. Она просто рассказала мне о своих делах, о том, как искала деньги, как над ней едва ли не смеялись. Я не мог не помочь подруге моей мамы. Хотя бы в память о маме.

– Простите.

– Все в порядке. Да я и сам люблю этих писателей. Например, Булгаков. Вот, кажется, чтобы написать что-нибудь вроде «Мастера и Маргариты» и стоит жить. Интересно, он понимал, что сочиняет гениальную книгу?

– Понимал. Он ведь «Мастера и Маргариту» писал двадцать лет. Представляете? А сейчас такого объема книгу пишут за три месяца. Я сама читала детектив, там в конце: март – май 2004. А Булгаков с этими героями жил двадцать лет.

– Я не знал. – Казалось, удивление и интерес Вадима были искренними.

За разговорами Лариса не замечала, как официанты меняли блюда, она что-то пробовала, но беседа с Вадимом так ее увлекла, что вкуса она не чувствовала. А может, его и не было вовсе в этих изысканных палитрах, медальонах и веерах из съестного, так искусно обработанного, что оно утратило вкус напрочь и курица ничем не отличалась от осьминога. Лариса не поняла, приносили ей осьминога или нет. Когда пили кофе, она, смеясь, пожаловалась Вадиму на упущенные за разговорами возможности, и он немедленно предложил повторить ужин завтра, пообещав при этом дать обет молчания на весь вечер. Лариса предложение приняла.

Потом он провожал ее домой, в машину садиться не стали, благо ресторан располагался в соседнем доме. А может, и не благо, потому что Ларисе хотелось говорить с ним еще и еще, с удивлением узнавая, как много у них общего в увлечениях, планах. Вадим, как и Лариса, не особенно жаловал классическую музыку, предпочитая авторскую песню. Теоретически любил театр, хотя давно там не был – некому вытащить, а один ведь не пойдешь. Да, он не женат. Вадим, как и Лариса, любит море, но и там не был давно, так, вприглядку, мотаясь по командировкам… С Вадимом было легко. Лариса могла обидеться, замолчать, и ей не надо было постоянно угадывать: как он, что думает, чего хочет, правильно ли она себя ведет.

У дверей подъезда Лариса вдруг снова почувствовала напряжение: Вадима она не могла пригласить домой, как тогда пьяного Серегу. Она устала за вечер, ужин в ресторане вымотал ее похуже работы, потому что она отнеслась к этому слишком серьезно. Как быть, если Вадим намекнет о чашечке кофе? Отказать неудобно, а пустить в дом – значит… Но Вадим, поцеловав ей руку, засмеялся:

– Я помню – конец вечера проводим в разных местах, независимо от моих планов. Я позвоню вам завтра. – И вдруг неожиданно просяще: – Можно?

Весь следующий день сидела над книгой, оторвавшись только раз – позвонить Катерине. Набирая номер, она мысленно произносила первую фразу: «Кажется, я влюбилась», вполне достойную романов, с завидной регулярностью выходящих из-под неуемных перьев куравленковских дам. «Кажется – перекрестись», – говаривала Ларисина бабушка, убежденная атеистка. Но, независимо от формулировки, именно это состояние вдруг возникшего душевного неравновесия и беспокоило Ларису больше всего. Да, она хотела замуж, чтобы ее любили, ценили, баловали, она хотела быть как все… Но влюбиться самой означало попасть в зависимость от постороннего человека, а Лариса хорошо знала, что это не приводит ни к чему хорошему – взять хотя бы ее родителей или подруг. Честно говоря, она просто не помнит случаев так называемой взаимной любви – как правило, кто-то любит, кто-то позволяет себя любить. Любящий уязвим, исчезновение или охлаждение объекта чувств его убивает. А «позволяющий» защищен своим равнодушием. Если он не любит сам, то охлаждение чувств переживет как испортившуюся погоду, досадно, но не более. До сих пор Ларисе удавалось жить в ладу со своей теорией, но сейчас она, судя по всему, летела к черту. Хоть бы Катерина не отключила сотовый!

– Кать, привет! Можно я к тебе приеду, куда скажешь, мне очень надо поговорить?

– Солнце! Все в порядке? Так… у меня сегодня… ой, еще и вечером… Слушай, пока ты трамваем допилишь, я уже в два места съезжу. Давай я сама к тебе сейчас приеду. Ты где?

– Дома. Приезжай, пожалуйста! Только оставь автомобиль на углу, у нас дорога не чищена, машины буксуют.

– Ничего, подтолкнут, мужики, что ли, на вашей улице перевелись?

Лариса не удивилась, в очередной раз выглянув в окно в ожидании подруги, когда увидела, как ее маленький, конечно же, ярко-красный «Форд» трое парней едва ли не на руках подносят к подъезду. Она уже перестала удивляться умению Катерины пробудить в сильной половине человечества лучшие качества и поставить их себе на службу. Весело почирикав с помощниками, Катерина побежала к двери, парни еще долго улыбались ей вслед. «А я бы не знала, как отблагодарить, кланялась бы полчаса. Тьфу! Хорошо, что у меня нет машины».

Катерина плюхнулась на стул в кухне, потребовала зеленого чаю, сразу согласилась выпить обычного, всесторонне вредного для цвета лица и нервной системы. Она ни из чего не делала проблем. Конспективно рассказав Катерине историю знакомства (вечно спешащая подруга приучила ее к телеграфному стилю), Лариса подвела итог:

– Он мне очень нравится. Он мне подходит. Мне с ним хорошо. (Похоже на аутотренинг, чтобы не сказать – люблю.) Если я его упущу, уйду в монастырь. А у тебя всегда все получается, как ты хочешь.

– Ой, влюбилась! – Одним махом Катерина разрушила хрупкие оборонительные сооружения. – Ну и делов-то! Нравится – бери.

– Да как?

– Переспи с ним.

– А если он не захочет?

– У-у, как все запущено! Ты, похоже, совсем уже тут со своими корректурами, – огорчилась Катерина. – Он уже хочет, чего ради он возле тебя отирается. Или тебе замуж за него надо?

– Все хочу. И замуж.

– Ну, если замуж, тогда надо замуж.

– А если он женат? Мало ли что он говорит.

– Не смеши меня. Это совершенно не важно. Женат – даже лучше. Значит, он привык быть женатым, такое общее состояние ума. А сменить жену – как сменить мебель, когда-нибудь все на это решаются, даже самые ленивые и консервативные, потому что ножки ломаются, вид неприличный и сидеть неудобно. А они любят, чтобы было удобно.