Жаркий отпуск для ведьмы - Джейд Дэвлин

— Слава, ты ничего не хочешь мне рассказать о своем прошлом, которого ты не помнишь?

— Да и хотела бы, так сам сказал — не помню, — я пожала плечами и тоже с интересом потыкала в прищепку башмачком.

— Это прищепки из пыточных…

— Серьезно?! — поразилась я. — То-то она так подозрительно выглядит… и с зубами. Фу ты, пакость какая.

— Велислава! Объясни мне, каким образом эта… — Римус передернулся от отвращения, и в глазах у него промелькнуло отчетливое подтверждение довольно близкого знакомства с похожими инструментами. Мне на мгновение не по себе стало: мысль о том, что Римуса пытали, как-то нехорошо отозвалась внутри, — эта дрянь!.. оказалась здесь?!

— Понятия не имею. Видишь, я другую рисовала, — и в доказательство помахала перед ним листочком, пока рисунок не осыпался. — Хотела ее герцогине на юбку привесить. Сзади. Для понижения уровня стервозности и высокомерия.

— Жуткая месть, как раз в твоем стиле, — почему-то очень озабоченно произнес парень и с умоляюще-жалобными нотками в голосе спросил, почти взмолился: — Сла-а-ав, объясни мне, что с тобой происходит! Какая прищепка на юбки вместо отвара из мух-могильниц в общий котел?

Кхм… Это в смысле раньше я бы ползамка отравила и не кашлянула, а теперь так по-детски развлекаюсь, и это его беспокоит?!

— У тебя вон вместо бельевой прищепки пыточная вывалилась… Так что глубоко внутри как была ведьма, так и осталась. Так куда ты свой стервозный характер спрятала и как надолго? — мрачно продолжил допрос Римус.

— Не поняла: ты что, так по нему соскучился? — возмутилась я.

— Нет, просто переживаю, что расслаблюсь и тут к тебе снова все вернется: и память, и характер… и желание стать герцогиней! — последние слова он выдал особенно возмущенно и озабоченно.

Я хмыкнула, подобрала прищепку с пола и положила ее на столик рядом с первой. Оценила натюрморт, передернулась, разглядев проржавевшие металлические зубчики, врезанные в дерево. На второй прищепке между ними еще и что-то бурое застряло… фу-у-у, мерзость!

Двумя пальчиками подхватив пакостную деревяшку, я обернулась, подскочила к окну и зашвырнула пыточный инструмент в голубую даль. И руки вытерла о занавеску.

— Нет, герцогиней я быть точно не хочу. Я есть хочу… — и, словно подтверждая мои слова, желудок, стиснутый к тому же пластинками корсета, громко заурчал. — Римус, они мне даже поесть не дали, представляешь?!

Крыс проводил выкинутую прищепку взглядом, приподнял бровь и сочувственно вздохнул.

— Не того я размера оборотень, чтобы притащить тебе что-то крупнее конфеты, — фыркнул он полушутя-полуизвиняясь.

Потом немного подумал и заржал:

— И ты им за это прищепки решила?… — отсмеявшись, он вздохнул и уставился на меня очень подозрительно: — Слава, тебя словно подменили… Нет, подмененной ты мне нравишься гораздо больше, но просто признайся, и я успокоюсь! Знаешь, как страшно ждать, что ты все вспомнишь и вновь станешь такой, как прежде?!

Мне от его слов даже есть расхотелось. Я села на кровать и потерла пальцами виски, а глаза закрыла. Хоть пару секунд на подумать.

Нет, признаваться боюсь. Боюсь и все, мало ли что он выкинет? К тому же Римус фамильяр той, прежней ведьмы. А что его возле меня удерживает — непонятно. И влюблен он был в Велиславу, хоть и ненавидел, похоже, ее за поганый характер и общую гадючесть. Мужики — они народ странный, у них от ненависти до любви… нет уж.

— Да не помню я, — голос прозвучал устало и тускло. — Я и тебя тоже не помню.

Римус тоже вздохнул и сел рядом со мной на кровать.

— А переспала тогда со мной зачем? Если не помнишь…

— А что, переспать только по старой памяти можно? — я хмыкнула и убрала руки от висков. — Захотелось, и все.

— Чтобы привязать? — настойчиво пытался вытрясти из меня признание крыс. — Как в первый раз, так и во второй тем же путем пошла? — будто бы сам себя убеждал, что я не изменилась, щас отращу зубы, как у той прищепки, и только он расслабится — моментом вцеплюсь в самое мягкое место. И взгляд его мне не понравился — потускнел, пропали веселые и пакостные искорки. Он словно внутрь себя куда-то смотрел.

— Слушай, я не помню никакого первого раза, — меня охватило странное чувство. Правду говорить опасно, но и врать… нельзя. — И да, мне страшно, что ты уйдешь и бросишь меня одну. Поэтому мысль привязать была, вот честно. Точнее, чтобы ты сам привязался и не сбежал. Но это как бы… что я тебя так… ммм… короче! Таким макаром оба привязываются одинаково, понятно?!

— У тебя прекрасно все односторонне получалось, — мрачно буркнул Римус. — Мужики за тобой хвостом, а ты им крутишь, как я своим в крысином облике. Только вся беда, что я в твоем хвосте самый первый и крепче всех пришпиленный.

— Хвост — это вообще позвоночник и очень нужная часть тела. Но мне никакие другие мужики, кроме тебя, не нужны, брррр… — тут меня совершенно искренне передернуло, и я поспешила сменить тему: — Пока у нас другая проблема: если эти змеи и дальше будут отбирать у меня еду под предлогом изучения этикета, я попытаюсь съесть герцога. Сам понимаешь, добром это не кончится.

Из всего мною сказанного крыс уловил главное для себя: про других мужиков. Он сразу заметно расслабился, хотя еще какое-то время косился с подозрением. Но было видно, что прогиб засчитан и настроение Римуса начало улучшаться.

— Хотел бы я посмотреть, — протянул он с хищно-предвкушающей улыбкой. — Я бы его и сам съел с удовольствием, но в крысином облике в меня столько не влезет, а в человеческом проще морду набить, — но мечтательность в его голосе поугасла, заглушенная громким голодным урчанием моего живота. — А чем тебе помочь с едой — не знаю даже. Могу на кухню провести, конечно… Но это только ночью, когда все спать будут, — он почесал в затылке, хмыкнул и кивнул на лист бумаги: — Возьми и нарисуй!

— Римус, ты гений, — у меня от перспектив перехватило дыхание. И правда! Какого хрена я маюсь дурью, рисую всякую неаппетитную пыточную дрянь вместо того, чтобы вложить душу в хороший натюрморт?!

Подскочив с кровати, я кинулась к конторке, лихорадочно схватилась за перо, расправила на столешнице чистый лист и…

Воображение, подстегнутое памятью, тут же явило мне недоеденный куриный окорочок, который у меня прямо из-под носа увел гадский гад в шитой серебром ливрее. Там еще такая симпатичная горка горошка лежала на тарелке, и пара тушеных морковок, и…

Я даже почувствовала соблазнительный запах, воодушевилась еще больше, и уже через пару минут нарисованная на бумаге тарелка с едой вдруг завибрировала и на глазах обрела объем. Сначала этот объем ушел в глубину рисунка, словно открылось окно, а потом — ррраз!

— Риму-у-ус! — завопила я от переполнявшего меня торжества. — Получилось!!!

Крыс застыл, как громом ударенный, хотя на его глазах совсем недавно точно так же материализовывалась прищепка.