Сердце Демидина - Александр Велин

Сергеевича, и Леонард Борисович, поднеся её поближе к выцветшим глазкам, покачав головой, скажет:

– Не припоминаю…

Он в самом деле не припоминает. Но его душа помнит – она помнит всё! Следите за его глазами, смотрите внимательно – видите, как замаслились они! Видите, как лицо Леонарда Борисовича озарилось довольством, видите, как облизал его губы высунувшийся было и сразу спрятавшийся розовый язычок?

Демидин перед крушением

Никогда ещё Константин Сергеевич не был так полон надежд, как в эти роковые недели. Он закончил наконец подробный отчёт, в котором были описаны основные постулаты психологической оптики и результаты последних опытов.

Казалось, судьба благоприятствует ему: удачные эксперименты, благоволение Облака, появление в группе Вовы Понятых – всё складывалось, одно помогало другому. Вера Демидина в свои силы окрепла как никогда. Возможности создания принципиально новых систем вооружения казались безграничными. Когда-нибудь психологическая оптика позволит уничтожать командование противника на расстоянии, даст неограниченные разведывательные возможности и таким образом перевернёт всю технологию ведения войны. Но нужно было торопиться. Положение в стране ухудшалось, и было неизвестно, как долго КГБ будет иметь возможность вести перспективные научные разработки.

Демидин решил ускорить введение Понятых в курс дела. Имея поддержку генерала Лакова, получить формальное согласие старшего лейтенанта Конькова было легко.

В один прекрасный день Коньков встретился с Вовой и официально сообщил ему следующее: Демидин работает в КГБ, Понятых переводится в прямое подчинение Демидина, рассматривается вопрос о зачислении самого Понятых в штат КГБ.

Когда Вовке об этом сообщили, он летал как на крыльях. Константин Сергеевич наш! Работать в штате! Ещё недавно он не решался даже мечтать об этом. Ему казалось, что он навсегда останется внештатным агентом. И вдруг всё изменилось. Он посетил Контору, прошёл собеседование и написал заявление о приёме на работу. Он увидел Демидина в форме, когда тот зашёл на собеседование. Он уже почти стал своим для таких, как Коньков и Демидин.

Константин Сергеевич даже пригласил его к себе домой. Понятых сидел у него, робея и озираясь по сторонам. Всё казалось ему значительным – и простая мебель, и бумаги на столе, и шкаф, заполненный книгами по волновой электродинамике.

– Что ты думаешь о наших экспериментах? – спросил его Демидин.

– Знаете, Константин Сергеевич, – начал отвечать Вова, – раньше я был уверен, что чудес не бывает. Думал, было бы слишком хорошо, если бы они были. Ну, есть стены, дома и то, что мы все состаримся и умрём… Что нужно жизнь воспринимать реалистично. А когда мы вылетели на улицу сквозь стены и когда в книге дырки проделали… Это, конечно, революция в науке…

– Да, это революция, – спокойно подтвердил Демидин.

– Но ведь дело не в науке! – воскликнул Понятых. – Если мы летали вопреки законам физики, значит, есть то, что выше физики!

Демидин снисходительно улыбнулся.

– Да, у нас пока нет подходящих датчиков, чтобы понять, что с нами происходило, – сказал он, – но это ничего не значит. Непонятных явлений много. Возьмём, например, последний эксперимент с ведьмой. Мы провели химический анализ отверстий, проделанных в книге. Всё выглядит так, как будто бумага мгновенно сгорела изнутри. Но она не могла так быстро гореть без подачи кислорода! Эх, если бы нам выделили достаточно ресурсов для исследований! Тогда мы бы понимали гораздо больше. Постараюсь убедить в этом начальство.

– Но причём здесь древляне, Константин Сергеевич? – спросил Вова. – Князь Игорь, сказка про сестрицу Алёнушку…

– Как раз это не имеет значения! – отмахнулся Демидин. – Для наших с тобой древлян подойдут любые эмоционально значимые темы, главное – общая фокусировка. Почему былины и сказки? Потому, что это патриотично. Легче было получить разрешение.

Вовке было приятно слышать это «наших с тобой», но в то же время ему было неловко перед древлянами, которые оказывались обманутыми.

Но ведь была ещё Ольга!

Он рассказал Демидину о своём сне. Демидин слушал внимательно.

– Константин Сергеевич, она живая! – сказал Вовка. – И удивительно, невероятно хорошая. Может быть, она – ангел!

Демидин усмехнулся.

– Эффекты, связанные с полётами, довольно типичны при медитациях на тему Родины, – сказал он. – Но должен признать, что твоя Ольга – это что-то для меня новое.

– Она ждала, что я начну с ней разговаривать, – волнуясь, говорил Вова.

– Романтик ты, Понятых, – как-то особенно грустно улыбнулся Демидин. – Когда-нибудь тебе придётся понять, что мы не имеем права на сентиментальность. Сам видишь, что происходит в стране… Всё трещит по швам. Если на нас нападут американцы, у нас даже не хватит воли ответить ударом на удар.

Понятых и сам, конечно, видел, что страну лихорадит. Проблемы множились, росли цены, и жить становилось всё труднее.

Увеличивалась преступность, появилось множество воров, бандитов и просто жуликов, которые устраивали свои сходки в дорогих ресторанах. Эстраду заполнили вылезшие из этих же ресторанов исполнители – бездарные, похожие на наглых резиновых бесенят. Стало меньше товаров в магазинах. Нарастало недовольство людей. Всё популярнее становился Ельцин, не боявшийся критиковать самого Горбачёва. Многие думали примерно так: спасибо, конечно, Горбачёву, ведь это благодаря ему появился Ельцин, но теперь пора бы Горбачёву уступить Ельцину дорогу.

Однажды, когда представился случай, Понятых даже поговорил об этом со старшим лейтенантом Коньковым. Коньков на разговор пошёл неохотно. Одно дело – вместе посмеиваться над политическими анекдотами, а другое – осуждать действия руководителей страны. В конце концов он сказал:

– Согласен, у нас сейчас не всё в порядке. Но, как бы то ни было, государство останется, а значит, ему будут нужны такие, как мы с тобой. Помяни мои слова: если будем делать, что приказано, то без работы не останемся.

Глава 9

Роковой доклад

Наступил день доклада Звягинцеву.

Константин Сергеевич проснулся засветло и поехал на работу раньше обычного. День обещал быть ясным, но утро было прохладным, почти холодным. На стоянке перед массивным зданием Конторы было много свободных мест. Редкие прохожие торопились мимо высоченных дверей с гербами.

Демидин миновал дежурного, поднялся по лестнице и пошёл по длинным коридорам, прижимая к себе пробитые насквозь «Русские народные сказки», словно талисман.

Через дальнее окно пробивалось утреннее солнце. Почти все кабинеты были ещё пусты, и только из немногих дверей торчали наружу ключи. Торчащий ключ означал, что хозяин кабинета находится внутри. В Конторе разрешалось запираться, но полагалось оставлять возможность проникнуть в кабинет снаружи. Знающим людям ключи могли сообщить также кое-что об их владельцах – чаще всего они были похожи друг на друга, и только начальство позволяло себе небольшие вольности – какие-нибудь несерьёзные колечки или