Эгоист - Гростин Катрина

настоящего специалиста и мастера своего дела. — он наконец поднялся с кресла и подошёл к окну. В помещении затаилось молчание.

— Всегда поражался твоему спокойствию и бесстрашию. Но что-то подсказывает мне о том, что накличут на тебя неприятности. Запомни моё слово. Стоп. Так ты знаешь кто мог быть убийцей?

— Предположим.

— Ты меня всё больше поражаешь. Но закончится это всё плохо.

В понедельник вся школа была полна недовольного гвалта, возмущений, перешёптываний. Сотни глаз пронзительно смотрели на него, держа в руках новый выпуск журнала. На обложке была новая фотография девушки и парня.

— Что происходит? — наконец отыскав Ариану, тот Эрик подошёл к ней.

— Ты совсем с катушек слетел? — она сунула обрывок ему в руки.

«… школьник утверждает, что испытывал личную неприязнь к преподавателю. Цитируем: «Он был подонком. Уже несколько дней я планировал отомстить ему за все его ужасные выходки.»

— Ну ты полный идиот! Ты понимаешь какие у тебя начнутся проблемы. — девушка смотрела ему прямо в глаза. — Эрик, если с тобой что-то случится, чует моё сердце…

Глаза её наполнились слезами, и та отвернулась, чтобы не показаться снова в его глазах слабой.

— Тщ, не переживай, прошу тебя. — он обнял Ариану, поглаживая её по голове, а та, уткнувшись головой в его крепкую грудь тихонько всхлипывала. — Да, и не говорил я такого. Честное слово.

— Эрик Беннет. — совершенно неожиданно прозвучал строжайший голос директора. — Прошу Вас пройти в мой кабинет. Рид, Вас бы хотелось тоже увидеть.

В кабинете стояла тишина, которая у любого другого человека дрожь в коленках, мокрые от пота ладони, но Эрика это, словно, не касалось. Он был спокоен, как младенец во время сна. Ни одна мышца его не дрогнула пока он наблюдал за каждым движением директора, изредка переводя взгляд с женщины на девушку, которая была на грани нервного срыва. Она быстро переходила из одного угла в другой со скрещёнными на груди руками.

— Прошу отпустить Ариану с совета профилактики. Девушка в положении, благодаря стараниям вашего сотрудника. Нервы ей сейчас противопоказаны. Не хватало ей ещё выкидыша из-за ваших разборок.

Мисс Уилдон остановилась и суровым взглядом обвела двоих.

— Нет. Посидит, ничего с ней не случится за эти несколько минут нашего диалога.

— Спасибо, очень признателен Вашей чистейшей доброте. Ари, подожди меня на лавочке в саду, скоро приду к тебе.

— Что это за выходки? — несколько минут спустя она наконец начала.

— Что Вы имеете ввиду? — он смотрел ей прямо в глаза, светящиеся ненавистью и вполне объяснимой злобой.

— Слова тебе не давали. — резко она перешла на «ты», ни к кому ранее из учащихся она не обращалась на это дружеское «ты», поэтому теперь он мог вполне гордиться этим. — Ты опозорил нашу школу, нашу честь, наше всё! Ты даже опозорил меня… Ты был одним из самых выдающихся учащихся нашего заведения и тут ты преподносишь такой подарок. Не знаю, что ещё сказать. Жалко тебя. Рид ещё придёт сюда, но с родителями и выйдет с документами об отчислении из нашего учреждения. И всё благодаря тебе, Эрик.

— Почему это жалко? Я вполне всем доволен, а в частности собой и своим поступком. Вас ещё ждёт следствие. Поэтому наказания Вам не избежать. Мою совесть чиста, в отличие от Вашей. Опасаться мне нечего. Ариана больше сюда не вернётся. Она теперь под опекой одного из лучших фотографов нашего времени. Работы его печатаются в самых известных журналах, и он имеет спрос среди знаменитостей Голливуда.

— Ну вы посмотрите на него! — миссис Уилдон крикнула в воздух. — Ты понимаешь, что из-за тебя поднимут всех? После этого выпускники нашего учреждения никуда не поступят! Ты думаешь исключительно о себе. Это низко, Эрик. Я была о тебе другого мнения, а ты оказался эгоистом.

Он самодовольно улыбнулся, внимательно слушая и пропуская каждое её слово, скрестив на груди руки.

— Знаете, может я и эгоист, по Вашему мнению, но, по крайней мере я делаю всё, чтобы было хорошо для дорогих мне людей. А это самое главное. Ариана сюда не вернётся. У нас в ближайшие дни назначено интервью, где будет раскрыта вся тайна и все мелочи этого заведения.

Женщина вскипела прямо на глазах. От ярости лицо её покрылось багрянцем, и казалось, на голове начали шевелиться волосы на голове.

— В общем, сейчас приедут следователи и будут всех опрашивать. Не усугуби ситуацию. — под конец дискуссии она понизила тон.

— Как получится. — с прежним спокойствием, закрывая дверь, сказал он.

Он выдохнул. Он не жалел ни единого слова, сказанного тогда, но всё же почему-то сердце его кольнуло и он с трудом вышел на улицу. Вдохнув свежего воздуха, его начало отпускать, но всё-таки осадок слабости давал о себе знать. Собравшись с остатками сил, он направился в сад, зная, что его там выжидает Ари.

Спустя несколько минут он стал чувствовать себя даже лучше чем обычно. В здании воцарился дикий гвалт, среди которого находится было просто невозможно.

— Эрик, береги себя, пожалуйста. Прошу тебя. Ради меня. — она еле сдерживала слёзы.

— Уходим. — он продолжительно вздохнул и очень тяжело выдавил одно слово, которое очень подбодрило девушку.

На улице стояла солнечная погода не соответствующая ноябрю. Деревья, окрашенные яркими октябрьскими красками, были ещё разодеты густой листвой, не желающей спадать уже с уставших за год ветвей. Они шли по пустому парку. Нарушая царствующую в этой округе тишину шуршанием кроссовок по дорожкам. Ариана успела успокоиться и молча шагала с Эриком, временами поглядывая на него.

— Зачем ты это всё наговорил журналисту? — вдруг остановилась та.

— Это всё не со зла. Да и не я это сделал, поэтому всё будет хорошо. — он остановился, подошёл в ней и попытался выдавить улыбку, но получилась какая-то безобразная рожица и пришлось вернуть прежнюю серьёзность.

— А я волновалась за тебя. — очень тихо, еле разборчиво, бормотала девушка. — Очень переживала. Не делай так больше ладно?

Внутри его что-то переключилось. Что-то ёкнуло и он подошёл к ней и прижал к своей груди. Тот чувствовал её дрожащее тело, от чего не ощущал себя больше таким героем как прежде.

Он ничего не ответил. Сейчас он был и не жив, и не мёртв. Только сейчас ему приходит к осознанию что он сделал, даже словами, и чем это всё может обернуться. Ему, вдруг, стало невыносимо жалко себя, свою юность и самые лучшие годы жизни, которые он может загубить по своей неопытности и великой глупости.

Немного постояв, они пошли, очень медленно, молча смотря под ноги и даже не заметили, что голубое, осеннее небо уже успело затянуться