Наследство племени готов - Ольга Баскова

Когда послышался свист, грохот, рокот мотора, девушка испуганно подскочила:

— Что это, Степаныч?

— Фрицы нас заприметили, — ответил шофер. — Гады ползучие, чтоб им ни дна ни покрышки. Слезай с машины, в лесок спрячемся. Авось не достанут.

— А чемодан? Чемодан как же? — заныла Мирра. — Мы должны забрать его с собой.

— Дуры вы бабы, — буркнул шофер. — Ежели фрицы машину загубят, то и груз не доставим. Пешком с такой тяжестью не доберемся. А прятать его нет никакого смысла. Ну, посуди сама, мы не знаем, что завтра будет. Вдруг гады поблизости и нам на хвост наступают? Тогда они нас поймают и, если под пытками своего не добьются, прочешут окрестности и найдут груз. Собак привлекут обученных. Да они и сами как собаки бешеные. Так что, красавица, выхода нет. Прячься, не вылезай из укрытия, авось сильных повреждений машинке моей не нанесут.

Мирра послушалась его и притаилась в орешнике.

«Мессеры» летали над ними, как огромные вороны, один снаряд разорвался возле машины, не причинив ей особого вреда.

Авдеевой показалось, что немцы нарочно избегают прямого попадания. Неужели им известно, что в кузове? Но откуда? О сокровищах знают далеко не все. Неужели…

Белогорск, наши дни

Громов, отвезя дядю домой и оставив у него «Фольксваген», вызвал такси, доехал до полиции, зашел к Панину, который передал ему ключи от машины Лени и похвалил за единственно правильное (он подчеркнул это словосочетание) решение.

Виталий сухо попрощался с ним, не пообещав проинформировать о ходе своего расследования, потом спустился к Николаю. Патологоанатом, как всегда в свободное время, насыщался пирожками, и его толстые губы снова лоснились от подсолнечного масла.

— Вот результаты, — он осторожно, боясь оставить масляные отпечатки пальцев, придвинул к Громову лист с заключением. — Не знаю, чего ты хотел, но эти опилки с одного предмета.

Громов достал портмоне и вынул еще две тысячи:

— Это тебе на пирожки. Ты славно поработал.

Толстые щеки Николая зарделись. Он взял купюры с некоторым смущением:

— Да ладно, обращайся, если что.

— Думаю, ты еще мне понадобишься, расценки у тебя все равно пониже, чем в частных лабораториях, — усмехнулся детектив. — А пока бывай. — Эксперт пожал другу руку, предварительно вытерев замасленные пальцы о висевшее на спинке стула полотенце:

— Пока, дорогой.

Виталий зашагал по темному коридору с его ужасным запахом, проникавшим, кажется, в самую душу и напоминавшим о бренности жизни, уже не замечая его. Он погрузился в мысли, темные, нерадостные, в голове, как в улье, роились вопросы, на которые не находились ответы.

Да, Леонида убили, это он уже понял. Но, как выяснилось, девяностовосьмилетний дед тоже был убит…

Это звучало более нелепо, если вспомнить, что и в данном случае обошлось без ограбления. Может быть, в доме Сергея Лаврентьевича что-то искали? Да нет, вряд ли. В таком случае преступник должен был знать, где лежит вещь, потому что не оставил после себя бардак, а сразу нашел ее.

Но тогда зачем убивать хозяина дачи? Дед в последнее время жаловался на боль в ногах, но передвигался без палочки (это, как он говорил, чтобы не чувствовать себя совсем старым и немощным). И все же в магазин, находившийся метрах в трехстах, ходил сам, без посторонней помощи, правда, тратил на это около сорока минут. Преступнику, знавшему, что и где искать, вполне бы хватило этого времени. Почему же он убил деда? Виталий не заметил, как вышел на улицу, как теплый дождик, словно слезы небес, окропил его голову, и сел в джип брата.

Проницательным взглядом Громов окинул салон, недавно вычищенный, с грустью подумав, что брат хотел произвести на девушку хорошее впечатление. Женщины сразу замечают, в каком состоянии автомобиль, и бросают при случае колкости. Хорошая чистка салона перед свиданием и помогла Виталию обратить внимание на длинный белый волос, прилипший к пассажирскому сиденью возле водителя. Он аккуратно снял его и положил в пакет. Наверное, завтра опять загрузит Колю, сегодня деньги уже закончились.

А впрочем, что эксперт выяснит? Крашеный волос или нет? А еще проведет анализ ДНК. На первый раз хоть что-то. А дальше…

А дальше он не знал, что делать.

Вздохнув, Громов повернул к дому дяди, ругаясь оттого, что забыл, как водить машину с автоматической коробкой передач. Левая нога все время норовила нажать на несуществующую педаль сцепления, рука тянулась переключить рычаг. Но, как говорят, к хорошему привыкаешь быстро. До дома Воронцова он добрался минут за пятнадцать вместо обычных десяти.

На его удивление, Вадим Сергеевич, с покрасневшими глазами, стоял на пороге, ожидая племянника. Виталий заметил, что, несмотря на скорбь, лицо Воронцова выражало и другие чувства: смятение, удивление.

— Мой дорогой Виталя, я разбирал письма отца, чтобы хоть немного отвлечься от страшных дум, и — представляешь? — нашел одно любопытное письмо. Ты должен, должен увидеть его немедленно. — Он потащил Громова на первый этаж, в гостиную, очень уютную, с настоящим камином. В осенние промозглые или зимние вечера Вадим Сергеевич зажигал его, и дрова весело потрескивали, а на душе становилось легко и радостно.

Сегодня камин выглядел как-то заброшенно, траурно, впрочем, как и каждая вещь в этом некогда счастливом доме. Картины потускнели, будто покрылись патиной, сшитые на заказ золотистые гардины с цветами с рисунком в 3D, едва отражали лучи заходящего солнца, и Виталий подумал, как много событий совершилось всего за один день. Сумасшедший день!

Слава богу, такие бывают редко. Наверное, бывают редко. Одна ужасная смерть молодого цветущего парня… Нет, получается, две смерти. Дед, Сергей Лаврентьевич, словно умер сегодня второй раз.

— Садись. — Кресло с чехлами из шкуры леопарда уже не казалось Громову мягким и уютным.

Вадим Сергеевич присел рядом.

— Как хорошо, что есть такой человек, как Санек, — начал он. — Мой помощник уже обо всем договорился. С местом на кладбище долго заморачиваться не пришлось. Ленечку подзахоронят к Лиле.

Домработница Гуля, сухая высокая татарка с прокопченной кожей (во всяком случае, такие ассоциации рождались у Виталия, когда он смотрел на ее руки, обнаженные до локтя), сверкнув черными глазами, подала им чай из трав, заваренный по ее собственному рецепту.

Громов знал, что дядя переманил Гулю из татарского кафе, в котором всегда кушал плов и шурпу. Это были его любимые блюда, и ни одна русская кухарка не могла переплюнуть татарку. Не было ей равных и в приготовлении пахлавы, обильно пропитанной сотовым медом, с цельным грецким орехом, и Виталий давно перестал обвинять дядю в том, что тот уволил кухарку Наталью, долгие годы служившую этой семье верой и правдой.