Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Леонид Млечин

Из Москвы членам делегации сообщили о смерти генерального секретаря.

Владимир Васильевич Щербицкий считался влиятельным членом политбюро, он распоряжался голосами членов ЦК от Украины, которым предстояло голосовать на пленуме. Но после смерти Брежнева у Щербицкого в Москве союзников не было. Разговоры о его возможном переезде в столицу вызывали настороженность: выходцев с Украины московские аппаратчики опасались. Помнили, как хамовато вел себя Алексей Илларионович Кириченко, которого Хрущев взял из Киева на роль второго секретаря ЦК КПСС, но увидев, что тот не тянет, быстро с ним расстался. Безмерно амбициозный и фантастически бесцеремонный Николай Викторович Подгорный, еще один бывший первый секретарь ЦК компартии Украины, тоже оставил по себе плохую память, потому что имел привычку в унизительной форме разговаривать даже с членами политбюро.

Были ли у Горбачева другие соперники? До появления Михаила Сергеевича самым молодым членом политбюро был Григорий Васильевич Романов. Он тринадцать лет служил первым секретарем Ленинградского обкома.

В 1972 году в Москву приезжал премьер-министр Италии Джулио Андреотти. Принимавший его глава правительства Косыгин заметил:

— Имейте в виду, что основной фигурой в будущей политической жизни Советского Союза будет Романов.

В 1976 году Брежнев сказал руководителю Польши Эдварду Гереку, что на роль преемника наметил Романова.

Андропов перевел Григория Васильевича в Москву и сделал секретарем ЦК по военной промышленности и членом Совета обороны, куда Горбачев, даже исполняя обязанности второго секретаря ЦК, хода не имел. В день смерти Черненко Романов находился в Паланге в отпуске. Он вернулся в столицу, когда избрание Горбачева генсеком было предрешено.

Но у Романова в любом случае не было шансов. Он был достаточно серым чиновником и не имел поддержки в политбюро.

Посол Федеративной Республики Германия в Советском Союзе Андреас Майер-Ландрут вспоминал свою незабываемую встречу с Романовым. Григорий Васильевич прочитал подготовленную ему речь насчет того, что раз ФРГ ставит у себя ракеты средней дальности, значит, желает развязать мировую войну. А Майер-Ландрут утром по транзисторному приемнику услышал, что в Женеве наконец начались переговоры советской и американской делегаций о ракетах средней дальности. И сказал Романову, что не исключает возможности компромисса в Женеве.

— Нет! Это невозможно, — отрезал Романов.

Посол вдруг предложил:

— Господин Романов, давайте пари.

Тот опешил от подобной вольности:

— Никакого пари!

Первый секретарь обкома дочитал то, что ему написали о ракетах средней дальности, и перешел к разговору о ситуации в городе. Сказал, что в Ленинграде все есть, и перечислил: есть масло, есть яйца, есть лук. Но тут поправился:

— Нет, кажется, лука нет. Но скоро будет.

Он дочитал заготовленные помощниками бумаги до конца и распорядился:

— А теперь перевод.

Майер-Ландрут, прекрасно говоривший по-русски, сказал:

— Перевода не нужно, я прекрасно вас понял.

Романов растерялся:

— А у меня написано: перевод…

«Работать с Романовым было несладко, — вспоминал тогдашний секретарь Ленинградского обкома Василий Георгиевич Захаров. — Он мог неделями не принимать, но решать вопросы самостоятельно не позволял. Нередко сам звонил по поводу какого-то проведенного мероприятия, о котором сообщалось в печати, и задавал обычный вопрос:

— Кто разрешил?

О результате он не спрашивал, главное — разрешал ли он!»

Ленинградская интеллигенция Романова ненавидела и презирала.

«Культуру он знал поверхностно, если не сказать плохо, — рассказывал Василий Захаров. — В театрах, филармонии и других культурных центрах практически не бывал… Он знакомился с культурой лишь через художественных руководителей или директоров театров, которые в его понимании были или хорошими, или плохими, причем по его сугубо субъективным оценкам… Переубедить его в чем-то было невозможно…»

Романов недовольно спрашивал Захарова:

— Зачем к тебе ходит Товстоногов?

Георгий Александрович Товстоногов, один из самых ярких советских режиссеров, возглавлял Большой драматический театр. Захаров пояснил первому секретарю обкома, что театр вернулся с длительных зарубежных гастролей, получивших высокую оценку зарубежной театральной общественности и прессы…

— Почему он к тебе ходит? — Романов подозрительно смотрел на своего подчиненного.

— Я веду в обкоме культуру, — объяснил Захаров. — А вы Товстоногова, кстати, не принимаете вообще.

— И не приму! Когда он был депутатом Верховного Совета, однажды мы с ним весь обеденный перерыв гуляли по Кремлю и беседовали на различные темы. Мне не нравятся многие его взгляды на политику и вопросы сегодняшней жизни, — с возмущением сказал Романов.

Другой характерный случай. Руководители обкома отправились на премьеру в Кировский театр. Во время второго действия Захарова пригласили к смольнинскому телефону. Звонил первый секретарь. Он недовольно спросил:

— Где ты?

Хотя отлично знал, где находится его подчиненный, ведь его соединили с театром. Захаров объяснил. В ответ:

— Что вам — на работе делать нечего?..

Иногда Романов просто распалялся:

— Зачем ты ходишь на концерты Райкина? Это такой же деятель-критикан…

Аркадий Исаакович Райкин не выдержал давления ленинградского начальства и вместе со своим театром вынужден был покинуть родной город и перебраться в Москву, благо Брежнев знал его еще с военных лет и охотно помог. Писатель Даниил Александрович Гранин в перестроечные годы написал иронический роман, в котором низкорослый областной вождь — все узнали Романова — от постоянного вранья превращается в карлика.

Но дело было не только в том, что деятели культуры на дух не переносили Романова.

В 1974 году Григорий Васильевич выдавал замуж младшую дочь. Свадьба прошла на даче первого секретаря обкома. Но по стране пошли разговоры о небывалой пышности торжества, говорили, что по приказу Романова из Эрмитажа на свадьбу доставили уникальный столовый сервиз и пьяные гости на радостях разбили драгоценную посуду. Романов был убежден, что эти слухи — работа западных спецслужб. Есть и другая версия: московские политики погубили репутацию опасного соперника.

С появлением Григория Васильевича в руководстве партии возник еще один человек, который со временем мог претендовать на первые роли. Хотя бы в силу возраста перед Романовым открывались известные перспективы — помимо Горбачева остальные были минимум на десять лет старше и давно пересекли пенсионный рубеж. Тем более что Романов представлял крупную партийную организацию и был специалистом в промышленной сфере, а не в сельской, как Горбачев.