Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди - Олег Агранянц

Я ушел. Девчонки рассказывали, что их терпению скоро настал предел и они объяснили ему, в чем дело.

90. «Гудок» зовет

Однажды мы с Виктором Якуниным решили посмеяться над экономом нашей школы Леней Кривовязом и подписали его на совершенно ненужную ему газету железнодорожного транспорта «Гудок». Причем на два экземпляра: один домой, другой на работу, чтобы «утром не ждал газету и ехал на работу» и чтобы в субботу и воскресенье «не ездил на работу только для того, чтобы почитать газету».

Получив первые три экземпляра, Леня отправился на почту в отдел доставки корреспонденции и попросил отменить доставку. Ему ответили, что для этого надо предъявить квитанции о подписке, которые мы с Виктором, естественно, уничтожили.

Через пару дней к Лене домой наведалась его старшая сестра, балерина Большого театра, которая постоянно наблюдала за младшим братом. Увидав в почтовом ящике два экземпляра «Гудка», она спросила, зачем он выписывает эту газету. Леня, чтобы отделаться, сказал, что его очень интересует жизнь железнодорожников.

Сестра уехала, а через два часа пожаловала мама. Поговорив сначала о том о сем, она стала интересоваться его здоровьем:

— Как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь утомленным…

— Да здоров я, здоров, — успокаивал он мать.

— Я вижу, что здоров, но… Леня, это правда, что ты выписываешь «Гудок»?

— Правда.

— Зачем?

— Меня разыграли.

— Почему тебя разыграли? Леня, скажи мне правду.

Кончилось это тем, что сестра купила Лене путевку в пансионат, вернувшись из которого, он нашел у себя в почтовом ящике десять последних экземпляров «Гудка».

91. Об умении заказывать в ресторане

Проводив в Шереметьево на родину очередную партию слушателей, я, Витя Якунин и Леня Кривовяз отправились в тамошний ресторан. Заказали бутылку коньяка, отбивные.

— И по порции черной икры, — попросил Леня.

— Икры нет, — ответила официантка.

— Галочка, я тебя прошу.

— Правда, нет.

— Позови метра.

Подошел метр. Мы много раз бывали в этом ресторане и хорошо знали его.

— Николай Михайлович, — начал упрашивать Леня. — Мы сегодня устали, намучались, 50 человек пропускали через таможню. Нам бы икорки…

— Ленечка, — отбивался метр. — Для тебя все сделаю. Но икры нет.

— Хорошо, — согласился Леня. — Подзовите Галочку и скажите: «Галя, принеси Лене и его друзьям три порции черной икры».

— Так ведь икры нет, — не сдавался метр.

— Тогда что вам терять! Она вам скажет: «Николай Михайлович, вы же знаете, что икры у нас нет». Попросите.

Метр махнул рукой:

— Две порции. Больше, правда, нет.

На том и поладили.

92. Старость и молодость

Все переводчики у нас были молодые, не старше тридцати, за исключением переводчика с венгерского языка Юры Герта. Ему было тридцать пять.

Как-то девчонки начали подшучивать над ним:

— Ты, Герт, старый.

На что тот ответил:

— Да, мне тридцать пять. Это означает, что я дожил до тридцати пяти. А вот доживете ли вы до тридцати пяти, никто не знает.

— Он испортил нам настроение на целый день, — жаловались они мне потом.

Так получилось, что одна из них, Инна Седько, попала в автомобильную аварию и до тридцати пяти не дожила.

93. Борис Пуго

В середине 1967 года на партсобрании Центральной комсомольской школы я должен был отчитываться за работу моего факультета. Из ЦК ВЛКСМ приехал, как тогда было принято, проверяющий. Он представился:

— Борис Пуго.

Так я познакомился с будущим членом ГКЧП, будущим министром внутренних дел. Тогда его должность называлась «ответисполнитель аппарата ЦК ВЛКСМ».

За три дня до собрания Борис прибежал ко мне в кабинет:

— Старик, против тебя замышляется заговор. Завкафедрой исторического опыта КПСС собирается обвинить тебя в каких-то грехах и сколачивает группу.

С заведующим кафедрой исторического опыта КПСС К. Д. Шалагиным отношения у меня были сложные. Особенно они накалились после того, как при составлении программы для студентов из Западного Берлина я вычеркнул «аграрную политику КПСС». Мотивировка была проста: в Западном Берлине нет ни одного крестьянина, и аграрную политику проводить некому. Заведующий кафедрой охарактеризовал мои действия как «неблагодарную попытку скрыть от передовой общественности западных стран ленинскую аграрную политику». Ни больше ни меньше.

Борис был на моей стороне:

— В обиду я тебя не дам. Выступлю последним, попытаюсь все сгладить. Не волнуйся.

Я тут же вызвал пять переводчиц и отправил их по библиотекам, где хранились кандидатские диссертации по марксистским дисциплинам. И строго наказал искать диссертацию Шалагина.

В первый день они не смогли ничего найти, но уже на следующее утро Ира Полозова позвонила из Ленинки:

— Нашла. В 1951 году он защитил диссертацию на тему «Борьба товарища Сталина с титофашистами».

Теперь я был готов к собранию.

Где-то в середине доклада я стал распространяться по поводу того, что некоторые товарищи защитили диссертации очень давно и жизнь внесла коррективы не только в научные, но и в политические выводы, сделанные в них. И потом выложил:

— Один товарищ даже защитил диссертацию на тему «Борьба товарища Сталина с титофашистами».

В 1968 году это звучало дико. Аудитория захохотала. Я начал смягчать:

— Конечно, мы понимаем, какое тогда было время. Но думаю, что было бы правильно, если бы товарищи, написавшие такие диссертации, подкорректировали их в духе времени и повторно защитили.

Сразу же после меня слово взял Шалагин. Из его выступления следовало, что за всю историю высшей школы декана лучше меня не было.

Борис сидел ошарашенный. Потом я рассказал ему, как все получилось. Мы подружились.

94. Личный гость посла

Как-то в августе 1967 года Жоз Гукасов попросил меня подъехать к нему в КМО (Комитет молодежных организаций). Жоза не месте не оказалось, и я отправился обедать в цековскую столовую. Там встретил Бориса Пуго. Мы сели за один столик, поговорили о том о сем.

В КМО меня ожидал сюрприз: уже в тот день вечером я должен был лететь в Марокко представлять советских студентов на съезде марокканских студентов.

Поездка планировалась заранее. Но марокканцы не давали визу, и я про командировку забыл. За день до открытия конгресса визу дали.