Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!» - Кирилл Евстигнеев

Но нет, она движется, эта зеленоватая лента, ползет… Пытаюсь сосчитать количество квадратных коробочек – танков, чуть подлиннее и поуже – коробочки-автомашины, а коробочки с хоботками – артиллерия. Между этими, словно игрушечными, машинками – люди, маленькие, серые-серые. И только трава да деревья ярко-зеленые, праздничные. Это веселый наряд весны. Ей нет дела до войны: пришла пора – она наряжается, сначала во все зеленое, блестящее от дождя, потом надевает поверх белую накидку – фату.

Не получается у меня что-то с подсчетом вражеской техники… Странно, но нас никто не атакует, не обстреливает. И мне уже не верится, что это мой первый боевой вылет. Я знаю, наша задача – не уничтожение живой силы и техники, не воздушный бой, наша цель – разведка. Однако ведь разведали… И я запрашиваю Любенюка:

– Командир, может, напомним немцу, кто мы и зачем здесь появились?

– Кто мы, они знают. А зачем – знать не должны.

– Понятно. Но что за вылет без огня?.. – настаиваю я.

– Нет дыма без огня, – слышится в наушниках убежденный голос, – а он нам сейчас во вред…

Эх, как хотелось схватиться с врагом! Но мы разворачиваемся на сто восемьдесят градусов – и домой. И пока на компасе моего самолета стрелка плавно ходит по шкале с курсом на восток – вплоть до самого аэродрома, – меня не покидает чувство неудовлетворенности и стыда: воздушный боец возвращается с полным боевым комплектом…

На земле начальник штаба полка, внимательно выслушав доклад Любенюка, отмечает на карте данные разведки, заслушивает каждого летчика отдельно, затем собирает всех вместе и начинает сопоставлять данные. Чувствуется, результатами разведки он недоволен. Отрывисто и резко звучит подведение ИТОГОВ:

– Нет района сосредоточения войск; по движению колонн нет времени; нет точного места нахождения головы и хвоста колонны в момент обнаружения… Произвести доразведку. Думаю – парой…

Мы с удивлением смотрели на начальника штаба, и, когда он отъехал, я не удержался от «комментария»:

– Ничего себе! На всю карту наковыряли данных, а он – «произвести доразведку»: время – хвост – голова…

Любенюк пояснил:

– По длине колонны он определяет, что за подразделение движется: рота, батальон или полк, а по времени рассчитывает, где их надо ожидать. Так по району сосредоточения можно судить о силе врага.

Вот так, оказывается. Маху мы дали! Наматывай на ус, Евстигнеев, и не возмущайся!..

– Что скажешь о зенитках противника? – прервал мои размышления Любенюк.

– Скажу одно: бьют артельно. По высоте – точно, а попасть не могут. Страшновато, конечно, лететь среди разрывов и видеть, как они по тебе лупят. Но мне кажется, что видеть лучше: по разрывам можно предугадать дальнейшие намерения противника в стрельбе и соответственно применить какой-либо маневр.

– Откровенно и разумно толкуешь. А сейчас, – сказал командир, обращаясь к летчикам звена, – проверьте готовность машин и немного отдохните. Вылет, полагаю, не минует нас, и в нем, может быть, придется драться, а вы устали.

Через несколько минут Любенюк пришел с КП:

– Летим парой, Кирилл. Я слежу за землей, а ты – за воздухом. При встрече с противником в бой не ввязываться! Наша задача – вернуться с разведданными. Полет по тому же маршруту. Скорость повышенная. Парой легче увильнуть от зенитного огня, уйти из-под атаки противника.

И вот под нами уже знакомые места. Противник на дорогах стелется сплошной лентой. Уточняем места расположения вражеских войск. В воздухе по-прежнему никого нет, но я беспрестанно кручу головой: а вдруг фашисты вот-вот появятся – внезапность атаки губительна.

Где-то вдали блеснули на солнце точки самолетов – наших ли, немецких, не знаю, я их больше не обнаружил, сколько ни всматривался.

И мне впервые пришла в голову немудреная мысль: а ведь привыкнешь к войне, как привыкаешь ко всему жестокому, но необходимому – вот и тяжелое нервное напряжение первого вылета исчезло…

Мы подходим к своему аэродрому, слышу голос ведущего:

– Порядок. Упрека не будет.

Яков Евсеевич, начштаба, выслушав наш доклад, повеселел:

– Молодцы! Добыли то, что требовалось. И даже больше. Но имейте в виду… Это самое… Чтоб полет с доразведкой был у нас последним. Отдыхайте!

Так буднично и просто закончился мой первый боевой летный день 19 марта 1943 года.

А поздно вечером, уже лежа в постелях, мы горячо и страстно спорили о воздушных боях, как будто у каждого из нас их было по меньшей мере за сотню.

В период этого относительного фронтового затишья и начались взаимные удары авиации по объектам, расположенным далеко от переднего края. Задачей полка стали полеты на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков, на разведку войск противника, на перехват вражеских самолетов и отражение их настойчивых налетов на железнодорожный узел и город Валуйки, что неподалеку от нашего аэродрома. Именно туда приходили войска и техника для фронта. Противник знал, где мы базируемся, и при налетах на Валуйки никогда не забывал выделить из 80–90 бомбардировщиков два-три десятка для бомбежки Уразово, чтобы предотвратить вылет истребителей полка наперехват.

Первые группы фашистской авиации, как правило, бомбили наш аэродром. Но дежурившие летчики почти всегда успевали подняться до удара, к ним присоединялись истребители других частей.

Помню, в конце марта двенадцать летчиков из нашей и шесть из третьей эскадрильи сидели в кабинах своих самолетов в готовности номер один, ожидая сигнала на вылет для сопровождения бомбардировщиков. Прошло полчаса – «петляковых» нет. И вдруг – ракета! Но в воздухе, оказывается, самолеты врага. Дежурное звено поднимается, а в этот момент в другой стороне летного поля, на месте, где только что стояла эта четверка, взрыв бомб потрясает аэродром. Там все в дыму и пыли…

Командир нашей эскадрильи взлетает прямо со стоянки поперек старта, за ним – Любенюк, я и остальные. Кому как удалось подняться – не видел: взлетали, кто как мог.

В воздухе вижу одного ведущего: он с неубранным шасси набирает высоту.

Передаю по радио:

– Командир, убери «ноги».

Любенюк энергично делает левый разворот и идет в обратном направлении. Высота – 2500, впереди – бомбардировщики. Они направляются к линии фронта. Это, видимо, те, что только что отбомбились на нашем аэродроме. Ведущий – в погоню, я – за ним. Даю полный газ, но отстаю по-прежнему. А противник со снижением удирает на запад.

Осматриваюсь и вижу: сзади метров на 500 выше моего «лавочкина» попутным курсом летит девятка «юнкерсов». Меня словно кипятком ошпарило – вот это да!

Сдержанно передаю Любенюку:

– Командир, мы их не догоним. Разворачивайся на сто восемьдесят – рядом со мной «юнкерсы».

Он меня не слышит. И я решаю вступить в бой, хотя одному это гораздо сложнее, чем парой. Сейчас, думаю, главное – не оробеть, вести круговую осмотрительность и все внимание – на противника. И – смелее, смелее вперед! – подбадриваю сам себя.