Дневник кота-убийцы. Все истории (сборник) - Энн Файн

– Нет, Таффи! Мы обещали!

– Это все ради тебя!

– Никуда ты не пойдешь!

Я извивался, стараясь высвободиться. Люсиль закрыла дверь, Ланцелот проверил щеколды на окне. Элли увидела, что я нервничаю, и заворковала:

– Ну, ну, все хорошо. Сейчас во что-нибудь поиграем.

Поиграем? За кого она меня держит? За пуховой мячик? Но всегда лучше знать, что задумал противник. И я ненадолго перестал вырываться, чтобы выслушать их предложения. Во что хотите играть-то? В прятки? (Надеюсь, нет. В этом доме главные прятальные местечки принадлежат мне, мне, мне!) Как насчет «Убийцы во мраке»? (Наступите случайно мне на хвост – и я с полным правом порву вас на кусочки!)

Сюрприз, сюрприз!

– Давайте устроим спектакль! – сказала Люсиль.

– Да! – эхом повторил Ланцелот. – Устроим спектакль!

Элли запрыгала и захлопала в ладоши.

– Ой, пр-р-релесть! Обожаю спектакли!

Стыд и срам. (Какая все-таки Элли эмоциональная.) Но я думал – ладно, по крайней мере мне позволят сидеть на шкафу и насмехаться над ними. В смысле, никому ведь не придет в голову заставлять кота играть в спектакле или плясать, правда? Может, с собаками такой номер и пройдет, но не с котом же.

Так что, думаю, пусть себе устраивают представление, так и быть.

Как же я ошибался.

Угадайте, во что удумали играть три балбесины.

Да. Какая удача. Спектакль по детским стишкам о котах. Эта потрепанная, дряхлая книжища, из которой вы сто лет как выросли, все еще стоит у вас на книжной полке? Не пробежаться ли по любимым строкам, которые читала вам бабуля, когда вы носили подгузники и пускали пузыри?

Разумеется, «Динь-дон-донце, кот в колодце!». И старинная веселая песенка «Эй, глядите, выше, выше – Кот со скрипкою на крыше». И та, помните, трагическая история: «Три котенка горевали – рукавички потеряли». И еще «Где была ты, кошечка, где была?».

Не говоря о слащавой, тошнотворно-приторной – как раз в стиле Элли – песенке: «Люблю я кошку Пуську, милашку и лапуську». Я всей душой надеялся, что они о ней не вспомнят.

Угадайте, на чем они остановили выбор.

Ага. На самой ненавистной. «Люблю я кошку Пуську».

Элли избрали на главную роль. Близнецы принялись ею командовать.

– Элли, сядь перед елкой, чтобы вокруг тебя сверкали дождики и украшения.

– Осторожно, не упусти Таффи. Помни, что сказал твой папа.

– Склони голову на бок и улыбнись.

– Расправь юбку. Будешь как принцесса.

Ну-ну… Элли нарядили в платье с рюшками-оборками, из которого она сто лет назад выросла. Если желаете знать мое мнение, это больше походило на подтаявшую горку мороженого, чем на принцессу.

Двое горе-режиссеров продолжали руководить.

– Обними Таффи покрепче.

– И не прячь свое колечко, оно такое красивое. Вот так. Ой, Элли! Ты прям как из сказки.

(Во-во. Из сказки про жабу в свадебном наряде.)

Потом они пристали ко мне.

– Перестань вырываться, Таффи. И улыбнись, это же представление!

Не понял, с чегой-то мне радоваться. Меня всего стиснули, держат силой под этой дурацкой елкой. Вся шкура в иголках, и потом, очень уж меня нервировала эта здоровенная фея на верхушке: того и гляди рухнет на голову! Слишком она тяжелая для такой хилой елочки. Но Элли сама смастерила ее в детском саду, поэтому все старательно не замечали, что туловищем она похожа на взорвавшийся рулон туалетной бумаги, а лицом – на сплющенный в сумке помидор. Тоже мне, фея.

Ой, да ладно, ладно! Ну так отшлепайте меня! Я потерял терпение. Да и вы бы свое потеряли. (И возможно, быстрее, чем я.) Меня уже тошнило от похлопываний, поглаживаний и песен в исполнении Элли.

Весь ужас в том, что у Элли голос, как у коростеля, а голос коростеля похож на скрип старой березы. А по мне, так береза скрипит гораздо приятнее, чем Элли, когда думает, что поет.

Качая меня, как младенца, она в девятнадцатый раз завела эту идиотскую песенку:

Ну так вот, она крепко ошибалась. Потому что я ее здорово поцара. (Причем непреднамеренно, прошу учесть. Я просто выставил лапу, чтобы она перестала наконец меня гладить. Откуда мне было знать, что она в этот момент наклонится и придумает поцеловать меня в нос? Гениальный сценический ход!

Меня. Кота! Поцеловать в нос! Если хотите знать мое мнение, она прямо-таки нарывалась на неприятности.)

Как вы понимаете, последовали крики и слезы. Маман, папан, дядя Брайан и тетя Энн примчались посмотреть, что произошло. И все разом уставились на крохотную царапинку на руке Элли. Да ее и в микроскоп не разглядишь, а дядя Брайан забегал кругами, причитая что-то насчет бешенства.

Бешенство! Чушь чепуховская! Честно сказать, я был обескуражен. Во-первых, Элли делали прививки. А во-вторых, бешенство бывает от диких собак или летучих мышей. Но уж никак не от музыкально одаренных котов, которых утомил скрип над ухом. Ой, то есть пение.

И так меня это достало, что я вышел из комнаты. Никем не замеченный: все суетились вокруг Элли. И оказался в буфете. Совсем один, в полной темноте. Только два больших прекрасных глаза печально сверкали во мраке: я, как всегда никем не понятый, прятался от людей и ждал Рождества безо всякой радости и надежды.

Впрочем, одну надежду я все же лелеял: что идея о спектакле по мотивам детских песенок сама собой угаснет на веки вечные.

Но, увы, надежду я лелеял тщетно. Они просто заклеили пластырем царапину и взялись за другую песню, более безопасную.

«Динь-дон-донце, кот в колодце!»

Конечно, колодец, в который меня решили засунуть, был не настоящий. Люсиль и Ланцелот сделали его, покуда Элли выманивала меня из буфета крошечными тарталетками с лососем. (Тетя Энн ради пущей важности называет их «канапе».)

Близнецы раздербанили для этого коробку от кофейного столика. Они вытащили из нее скрепки и расплющили. Потом срезали верхнюю часть, сложили кольцом и снова скрепили, разрисовали серыми квадратами – и вот вам каменный колодец.