Свидание - Владимир Михайлович Андреев

разведчик, за Пашу он ручался. Пинчук опять стал думать о своем погибшем друге и внезапно почувствовал в груди дикую тоску. Вспомнилось, как с год назад, зимой, когда Пинчука ранило и его несли на лыжах в медсанбат, Паша шагал рядом и был почему-то без шапки. Пинчук все хотел сказать ему, чтобы он надел шапку, но губы не повиновались, и еще запомнилось: лицо у Паши было белое, как снег.

Пинчук шел, поворачивая в траншее то вправо, то влево, по каким-то ходам сообщения; фонарик солдата, шагавшего позади, изредка подсвечивал ему, но этого можно было и не делать: глаза у Пинчука уже привыкли к темноте и он различал бруствер с набросанными поверху ветками и в серой мгле, по другую сторону окопа, видел редкие черные силуэты солдат, сидевших наверху. Ему иногда хотелось крикнуть этим солдатам, выставленным, должно быть, на ночное дежурство, крикнуть что-то такое исступленно-грозное, может, просто поздороваться с ними или сказать о том, что вот он несколько дней был там, в тылу у немца, а сейчас возвратился, но рядом с ним нет его лучшего друга Паши Осипова.

Почва под ногами стала тверже. Фонарик из-за спины скользнул влево. Пинчук увидел накат из бревен и нишу, завешенную плащ-палаткой. Здесь его дожидался лейтенант в фуражке и портупее. Солдат, сопровождавший Пинчука, собрался доложить, но лейтенант остановил его.

— Комбат приказал, чтобы вас провели к нему, — сказал он, обращаясь к Пинчуку. — Пойдемте, я провожу вас. А может, хотите немного передохнуть?

— Пойдемте, — хмуро ответил Пинчук, поняв по тону, что личность его установлена.

Шли молча. Осыпалась от неосторожного прикосновения со стенок окопа земля. Сухо чиркали подошвы сапог. Где-то вдали в каком-то плясовом ритме бил короткими очередями станковый пулемет.

— Ишь разыгрался, — сказал солдат, шагавший позади. — И всегда он в эту пору наигрывает. Я уже не раз замечал: как начнет выделывать — ну прямо что твой соловей!

Ему не ответили. Пинчук смотрел на смутно покачивающуюся впереди широкую спину лейтенанта, на тьму вокруг, невольно примечая, как постепенно и для глаза неуловимо дробится мрак и вот уже совершенно отчетливо проступают черные валы бруствера и за валами видится что-то еще — то ли кусты, то ли копны сена, понять пока было невозможно. Странно, но его вдруг стали занимать сейчас разные пустяки: фуражка у лейтенанта. Даже в темноте было видно, что фуражка новенькая, бока не обмялись и верх еще не потерял своей первоначальной формы. Аккуратный лейтенант, и портупея на нем лежит ловко, красиво подчеркивая размах плеч.

В стороне, справа, пронеслись трассирующие пули.

— Ступеньки, — предупредил лейтенант. — Не споткнитесь.

Они поднялись из окопа и пошли по еле угадываемой тропинке к чему-то черному, выступающему на мутном горизонте, как стена. Вблизи это оказалось кустарником, который вскоре сменился самым настоящим лесом. Едва войдя в него, они увидели, как по фронту — сначала в одном месте, потом рядом, потом чуть подальше и еще дальше — взвились немецкие ракеты. Лейтенант приостановился и подождал, когда они погаснут.

— Иллюминация, — процедил он и пошагал дальше.

Пинчук шел следом, молчаливый и угрюмый. Слово «иллюминация» ему не понравилось. Он подумал, что лейтенант, наверно, недавно на фронте, не обтерся. Что, наверно, еще не был в бою. И опять какие-то странные мелочи завладели им: он никак не мог решить, куда лейтенант денет свою новенькую фуражку, если придется надеть каску и сделать неожиданный бросок из траншеи, вырытой в полный профиль, на ту сторону…

В молчании они прошли несколько шагов, лейтенант тыкал фонариком в разные стороны, выхватывая деревья, кусты; тьма здесь снова сгустилась. Возникшему откуда-то часовому он тихо сказал что-то, тот так же глухо ответил. Потом лейтенант позвал Пинчука:

— Идите сюда, сержант!

Пинчук шагнул вперед и увидел в жидком желтоватом свете, метнувшемся ему в ноги, спуск в землянку и провода над дверью.

Гильза из-под снаряда, приспособленная под светильник, стояла на дощатом столе. Черная струйка копоти ползла от нее вверх, смешиваясь с табачным дымом. Желто-красные отсветы гуляли по земляным стенам, по лицу пожилого капитана, сидевшего за столом. У капитана было одутловатое от бессонницы лицо; он взметнул бровями, вглядываясь поверх клубка табачного дыма в переступившего порог Пинчука.

— Заходите, заходите, сержант.

Пинчук приблизился к столу, наклонил круто голову, как бы стараясь уйти от ощупывающего взгляда, которым его пронизывал капитан, и, выдержав небольшую паузу, сказал не по-уставному: «Здравствуйте!» Капитан встал и пожал Пинчуку руку.

— Далеконько занесло вас, сержант!

— Так пришлось, — ответил Пинчук и потрогал порванный рукав маскировочного халата. — Теперь бы к своим скорее добраться.

— Это мы поможем, — капитан продолжал вглядываться в заросшее щетиной лицо Пинчука. — Досталось?

— Ни к чему об этом вспоминать, товарищ капитан.

— Да, ты прав, — капитан вдруг перешел на «ты». — Сейчас отдохнешь немного, тебя покормят, и сообразим, как лучше тебе к своим добраться… Ты присядь… Одна секунда, — капитан ткнул карандашом в расстеленную на столе карту. — Вот посмотри сюда: в этом месте ты пересек реку?

— Я переплыл ее.

— Ну конечно, я имел это в виду. Меня интересует тот берег.

— Понимаю.

— Как ты сумел пробраться к реке? То есть, — капитан опустил глаза, — какие там у немца игрушки… И как вообще…

— У них тут, видно, стык, — выдохнул хмуро Пинчук и торопливо стал рассказывать, сколько времени пришлось лежать, пока удалось пересечь траншею, от которой проведен ход сообщения к берегу, к воде, про колючую проволоку, про дзот на взгорке, про то, что он, Пинчук, сам не понимает сейчас, как удалось проползти мимо всего этого нагромождения разных препятствий.

Лейтенант в фуражке стоял рядом, посматривал через плечо капитана на карту и пускал вверх колечки папиросного дыма.

Пинчук посмотрел на лейтенанта в упор.

— Дайте закурить.

Потом, затянувшись, он выждал паузу и сощурил глаза:

— Берег у них под наблюдением. Это ясно. Следят за берегом. Нам пришлось часа два пролежать, пока удалось проползти к воде.

— Ты был не один?

— Нас было двое.

— А второй?

— Погиб…

Пинчуку не хотелось рассказывать подробности, и капитан будто почувствовал это. Некоторое время он молча разглядывал карту. Потом спросил тихо:

— На том берегу погиб?

— Нет, — Пинчук опять выдержал паузу, лицо его застыло, стало будто каменным. — В реке погиб. — Он оглядел холодно офицеров и добавил отрывисто: — Крупнокалиберный пулемет поливает реку вдоль и поперек, разве не видите?!

Лейтенант в фуражке вытянул шею:

— Видим. А что? — спросил он.

— Можно бы давно накрыть этот пулемет, вот что, — сказал Пинчук и опустил голову.

Лейтенант поглядел на Пинчука сверху вниз — немного надменно, немного насмешливо. Две недели тому назад лейтенант получил неожиданное