Товарищи офицеры. Смерть Гудериану! - Олег Таругин

Голод, конечно, никуда не делся, но живот, по крайней мере, перестал возмущаться, будто либерал на провластном митинге. А когда танкист неожиданно предложил завершить трапезу глотком спирта из его фляги, настроение и вовсе стало почти нормальным. Особенно у Якунова, которому я презентовал найденную в планшете пачку «Беломора» – свое курево у него, как выяснилось, закончилось, а мы с поручиком табаком не баловались.

Засиживаться не стали – набрали из бочажка свежей воды в наши с поручиком фляжки, умылись (ходить и дальше с перемазанными мордами особого смысла не было), собрали манатки да двинули на восток. Но перед этим у нас состоялся еще один короткий разговор, исподволь начатый, на свой страх и риск, поручиком – с моей, разумеется подачи:

– Слушай, лейтенант, тут такое дело. Мы сейчас где вообще? Карту имеешь?

– Карту… – хмыкнул тот. – Не-а, карты не имею. А где находимся? Сам разве не знаешь, Коля?

– Так это, в целом знаю, конечно, – сымпровизировал тот. – Понятно, что под Витебском (это я его успел в двух словах проинструктировать). А вот где именно? Поди разбери. Я даже не знаю, какой сейчас день. Чисто Робинзоны, прав… – Вовремя вспомнивший мои наставления поручик скрыл готовое вырваться «право слово» коротким кашлем, успев бросить на меня виноватый взгляд. Я в ответ едва заметно дернул щекой: «Мол, думай, что говоришь». Впрочем, Якунов, определенно думающий в этот момент о чем-то своем, ничего не заметил.

– Хорошая книжка, читал, ага, – рассеянно сообщил он. – А день сегодня девятое июля.

«Вот так, – констатировал я про себя. – Ну да, все я верно угадал. Именно Лепельский контрудар, причем самый его конец. Изменить уже ничего не удастся, нужно пробиваться к своим. Или, если не удастся, начинать партизанить, немец пока не шибко пуганый, можно и похулиганить по тылам».

И добили – песня в том порука – всех врагов в атаке огневой…

Б. Ласкин

Планируемые пять километров мы до темноты все-таки прошли. Может, даже и больше, хотя вряд ли. В юности я несколько раз сходил с однокурсниками из медучилища в походы – по Крыму, конечно, на более серьезный маршрут, на Алтай, например, или в тайгу, меня подвинутые на романтике гитары и палатки товарищи вытянуть так и не смогли, хоть предлагали неоднократно. Нет, походная жизнь мне, разумеется, весьма понравилась, но не настолько, чтобы стать смыслом жизни уже реальной. Короче, разок-другой в год сбегать на ЮБК можно, но не больше и не дальше. Ленивый я. Да и вынужденная «командировка» на Кавказ тоже внесла свой вклад, отчего шариться по горам, пусть даже и мирным, мне особо не хотелось. Я с тех пор вообще к горам относился с опаской. А уж к покрытым «зеленкой» – и подавно.

Короче говоря, как только стемнело и идти, не рискуя подвернуть ногу или расцарапать не замеченной веткой физиономию, стало достаточно проблематично, я предложил прервать турпоход до утра, благо имелась в наличии небольшая уютная полянка. Спорить со мной не стали: поручик – понятно почему, танкист же – решив, что немолодой (с его точки зрения) водила просто выдохся. Ну, пусть так, мне-то в принципе по фиг. Да и старенький я уже, ага, трудно идти наравне с молодежью (три раза хи-хи).

Костер решили не разжигать – вовсе не из-за маскировки, а просто за ненадобностью: жратвы-то все равно нет, а воду из ручья можно и сырой пить. В принципе, будь я более подкован в плане туристской жизни и пропитания подножным кормом, наверняка мог бы собрать по дороге каких-нибудь там грибов-ягод, а то и подстрелить чего годного в пищу, но – увы. Не силен. Так что спать завалились под колыбельную урчащих от голода желудков. Охранение, правда, выставили: первым дежурил я, затем поручик и уже под утро танкист. Пока, борясь со сном, отсиживал с винтовкой в руках свои три часа, успел пораскинуть мозгами относительно происходящего. В смысле не переноса в прошлое, как такового, а именно боевых действий.

Итак, мы где-то под Витебском, ну, плюс-минус пару валенков по карте. Лепельский контрудар – это неудачная, увы, попытка нашей армии сорвать наступление немцев на Витебск, имеющее целью далее захватить Смоленск и двинуть на Москву. Планировался удар двумя мехкорпусами – если память не изменяет, седьмым и пятым – против двух немецких танковых дивизий. «Наш» с поручиком тридцать девятый стрелковый корпус, а именно 153-я дивизия, наступал как раз под Витебском, в направлении на Бешенковичи.

Контрудар и так развивался без особого успеха, а девятого июля (то бишь как раз сегодня) на помощь немцам подоспела двенадцатая танковая дивизия генерал-майора Йозефа Гарпе (понятия не имею, кто это, помню только имя) – и наступление захлебнулось окончательно.

Короче говоря, как уже бывало до того, изначально превосходя фрицев количеством танков, мы снова погорели на неумении установить нормальное взаимодействие не только между корпусами, но даже отдельными дивизиями. А разрозненные и нескоординированные бои остановить натиск трех немецких панцердивизий, разумеется, не смогли. Потеряв больше восьми сотен бронемашин, мы отступили, а гансы поперли, куда и собирались. По крайней мере, начальник ихнего генштаба Гальдер считал, что вермахту даже не пришлось менять первоначальные планы летнего наступления – ну, разве что немного их подкорректировать. Правда, при этом он же говорил – точнее, записывал в своем дневнике, – что при невысоких потерях в танках потери в живой силе оказались достаточно серьезными.

Так ли это или нет, я не знал. Интересуясь историей, давно заметил, что у высшего фрицевского генералитета был эдакий фетиш: обязательно вести личный дневник. Причем подробный. Ну, типа сегодня на обед было то-то, а к ужину мы разгромили такую-то русскую дивизию. Отчего – понятия не имею, по крайней мере наши командиры подобной фигней практически не маялись. То ли надеялись на будущих мемуаристов, то ли просто считали, что выносить личные мысли на общественный суд как минимум аморально. Да и запрещалось, насколько помню, в нашей армии ведение любых дневников. По крайней мере, в одном я уверен: никому из советских военачальников не приходило в голову (да и прийти не могло, если уж честно) описывать секс со случайной польской официанткой в оккупированной Варшаве или что-то подобное. Ну, ладно-ладно, утрирую, конечно, но тем не менее. Эти же строчили без остановки.

Лично у меня складывалось впечатление, что все эти генералы, фельдмаршалы и прочие фон-бароны просто заранее предполагали возможность вернуться в рейх исключительно в цинковых ящиках, погруженных в чрева военно-транспортных «Ю-52». Вот и стремились оставить о себе хоть какую-то память для потомков. Нет, возможно, я и ошибаюсь, но, как говорится, ощущение было именно такое. В конце концов, о Нюрнберге они тогда точно не знали, но, вероятно, уже подозревали, ага…

Результаты же нашего поражения оказались весьма печальными: танки Гота форсировали Западную Двину и уже девятого июля вошли в Витебск. Дорога на Смоленск была практически открыта… Кстати, сын Сталина, Яков Джугашвили, 16 июля попавший в плен примерно в этих местах, о Лепельском контрударе говорил так: «Неудачи русских танковых войск объясняются не плохим качеством материала или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием опыта маневрирования… Командиры бригад – дивизий – корпусов не в состоянии решать оперативные задачи. В особой степени это касается взаимодействия различных видов вооруженных сил»[6].