Восхитительные женщины. Неподвластные времени - Серафима Чеботарь

С. Карделли. Гравюра «Мир Европы», 1814 г.

Неизвестный художник. Портрет кавалергарда А.Я. Охотникова

Она вела очень уединенный образ жизни: «…императрица живет в полном уединении, – писал генерал Савари. – Она кушает у себя, одна со своей сестрой принцессой баденской Амалией, по крайней мере 3 раза в неделю. В другие дни, когда она обедает у императора, она появляется в столовой за минуту до подачи кушанья, удаляется немедленно после кофе и возвращается в свои внутренние комнаты, откуда она высылает даже фрейлину или придворную даму, несущую при ней дежурство…» Впрочем, она была в курсе всех происходящих в мире событий и обо всем имела свое мнение, которое, впрочем, высказывала лишь подругам и в письмах к матери. «Я до глубины души привязана к России. И это не слепой энтузиазм, мешающий мне видеть преимущества иных стран перед Россией: я чувствую все, чего ей не хватает, но вижу также и то, какой она может стать, а каждый ее шаг вперед радует меня», – писала она в одном из них.

В октябре 1811 года Елизавета с императором присутствуют на открытии Царскосельского лицея. И.И. Пущин вспоминал: «Императрица Елизавета Алексеевна тогда же нас, юных, пленила непринужденною своею приветливостию ко всем – она как-то умела и успела каждому из профессоров сказать приятное слово». Юный Пушкин был пленен поэтическим образом императрицы; много лет спустя он посвятил ей такие строки:

Некоторые исследователи считают, что Пушкин был влюблен в Елизавету. Впрочем, ею восхищались многие – и не только ее красотой, но и умом, образованностью и мягким сердцем.

Когда войска Наполеона вступили на русскую землю, Елизавета словно очнулась от сна. Он отказалась покинуть Петербург, заявив, что будет последней, кто уедет из столицы. У нее появилось дело – ведь весь народ воюющей страны требовал ее заботы. Елизавета писала матери, что «именно теперь окончательно почувствовала Россию своим подлинным отечеством», восхищалась героизмом русских воинов – и не забывала об их семьях. По ее инициативе 12 ноября 1812 года возникло женское Патриотическое общество, в чьи задачи входили выдача пособий, размещение больных и раненых в больницах, создание сиротских домов и казенных школ для обучения детей погибших офицеров. В этом же году было создано Сиротское училище и при нем Дом трудолюбия для обучения и содержания на казенный счет дочерей офицеров, павших на войне. Впоследствии это учебное заведение, постоянное опекаемое Елизаветой, стало называться Елизаветинским институтом. Из положенного ей как императрице содержания в один миллион рублей она брала лишь 200 тысяч, из которых на себя тратила всего пятнадцать, а остальное шло на благотворительность. Знаменитая французская писательница мадам де Сталь, находившаяся в это время в России, пишет о своей встрече с Елизаветой Алексеевной: «Императрица предстала передо мной как ангел России. Её манеры очень сдержанны, но то, что она говорит, полно жизни, а её чувства и мнения приобрели силу и жар в горниле благородных идей. Слушая её, я была взволнована чем-то неизъяснимым, шедшим не от величия, а от гармонии её души. Уже давно я не встречала такой соразмерности силы и добродетели». В отличие от Марии Федоровны и Константина, Елизавета была сторонницей войны до победного конца, она решительно возражала против заключения мира с Наполеоном, которого она ненавидела, считая выскочкой и узурпатором. «Надо, подобно нам, – писала она во время наступления Наполеона на Москву, – видеть и слышать ежедневно о доказательствах патриотизма, самопожертвования и героической отваги, проявляемых всеми лицами военного и гражданского сословий… О, этот доблестный народ наглядно показывает, чем он является в действительности и что он именно таков, каким издавна его считали люди, принимавшие его, вопреки мнению тех, которые упорно продолжали считать его народом варварским». Добрые дела, сила духа и патриотизм императрицы снискали ей невероятную популярность среди народа, заметно превосходившую популярность ее супруга, которого почти в открытую винили в военных неудачах.

1813 и 1814 год Елизавета, по настоянию Александра, провела у своих родных в Германии. В своем родном Бадене императрица Елизавета пользовалась неизменным уважением и любовью. Когда в марте 1806 года ее брат Карл, наследный принц Баденский, по политическим соображениям женился на приемной дочери Наполеона Стефании Богарнэ, в маркграфстве (которое стало великим герцогством в июле того же года) невероятно возросло французское влияние, и, более того, было поставлено под угрозу само существование Баденского герцогства, на земли которого – на основании старинных актов о престолонаследии – претендовала Бавария. Лишь благодаря воздействию Елизаветы Алексеевны, герцогство сохранило свою самостоятельность. Еще раз императрица помогла великому герцогству тринадцать лет спустя, в 1819 году, когда Карл Баденский скончался, не оставив наследников. Елизавета, заручившись поддержкой мужа, лично назначила нового великого герцога Баденского – своего дядю Людвига Вильгельма, – чем снова спасла Баден от исчезновения с политической карты. С 1819 года на родине ее называли «Ангел-хранитель Бадена».

Джордж Доу. Портрет императора Александра I

На Венский конгресс Елизавета прибыла 19 сентября 1815 года – ее супруг уже был там, и уже успел снискать себе славу не только победителя Наполеона, но и «Наполеона любовных сражений». Самые красивые женщины Европы пали в его объятия и, не скрывая, рассказывали о мужской доблести русского императора. Елизавета тоже покоряла – один из участников конгресса, граф Огюст де ла Гард писал о ней: «Этот ангел, спустившийся с небес, соединяя в себе все прекрасные черты, олицетворяла собой все то, что касалось счастья и успеха ее мужа. Ее выражение лица было очаровательно, в ее глазах отражалась чистота ее души. Ее прекрасные пепельно-белокурые волосы свободно спадали ей на плечи. Ее фигура была элегантной, стройной, гибкой. Скользящая походка выдавала ее даже тогда, когда она на балу надевала маску. Было невозможно, увидев эту женщину не применить к ней строки Вергилия: „Incessu patuit Dea“ (Казалось, она была богиней). К ее любезному характеру добавлялся еще и живой дух, и любовь к прекрасным искусствам, и безграничное великодушие. Изящной грацией, благородным поведением и неисчерпаемой добротой она покорила сердца всех присутствующих». Однако и восторги в ее адрес, и преклонение перед ее супругом (и его мужские победы) оставили ее совершенно равнодушной. За многие годы она не перестала любить Александра, но перестала ждать ответного чувства, замкнувшись в себе, отгородившись от всего мира своим горем… Даже присутствовавший на конгрессе Адам Чарторыйский, которого Елизавета не видела много лет, не смог разбудить в душе императрицы былые чувства – хотя очень и очень старался. Елизавета вернулась в Россию, где продолжила жить по-прежнему – уединенно, скрытно, вдали от всех.